Книга первая. Песнь третья. Царская Йога: Йога освобождения души.
Желание мира склоняло ее к смертному рождению.
Один, пред незапамятным вопросом,
Главный герой мистической пьесы,
В которой Неизвестное преследует себя через формы,
Часами ограняя вечность,
А та слепая Пустота сражается, чтобы жить и видеть
Мыслитель и работник в атмосфере идеала,
Низвел к земле нужду слепую ее силы лучезарной.
И дух его, снизошел из более обширных сфер,
В нашу область эфемерного зрения,
Колонист из бессмертия.
Луч указующий, на неуверенных дорогах земли,
Его рождение хранило в себе знак и символ;
Его человеческая суть – как плащ прозрачный,
Покрыл Все-Мудрого, который ведет этот невидящий мир.
Неотделимый от космического Пространства и Времени,
Платящий здесь по долгам Бога земле и человеку,
Родство более великое было его божественным правом.
Хотя и соглашаясь с невежеством смертным,
Его знание было частью того Света несказанного.
Сила первозданной Вечности,
Вплетенная в миг и его течение,
Хранил он вИдение тех Просторов, что остались позади:
Была в нем мощь Непостижимого.
Архивариус символов Запредельного,
Казначей сверхчеловеческих грез,
Он нес штамп воспоминаний могучих,
И проливал их грандиозный луч на человеческую жизнь.
Его дни были долгим ростом к Всевышнему.
Небесное существо питается от тех корней,
Субстанцией из оккультных духовных истоков,
Взбирался на белых лучах, чтобы встретить незримое Солнце.
Его душа жила как вечности посланник,
И ум его был подобен пламени, атакующим небеса,
Его воля – охотник, идущий по следу света.
Импульсом океана (жизни) наполнялся каждый вдох;
Каждое действие оставляло отпечаток стоп бога,
Мгновение каждое было ударом мощных крыльев.
Набросок малый нашей смертности
Прикосновением этого обитателя высот становился
Площадкой для игр живой Бесконечности.
Это телесное проявление – еще не все;
Обманывает форма, личность – только маска;
Скрытые глубоко в человеке небесные силы могут обитать.
Его хрупкий корабль несет сквозь море лет
Нетленного инкогнито.
Тот дух, что проявлен как пламя Бога,
Часть огненная того Чудесного,
Артист своей собственной красы и восторга,
Бессмертный в нашей смертной нищете.
Это скульптор форм бесконечности,
Это скрытый, нераспознанный обитатель,
Посвящает в свои собственные мистерии скрытые,
Таит в малом, безгласном зерне свою космическую мысль.
В беззвучной силу оккультной Идеи,
Определяющей предназначенные форму и действие,
Пассажир из жизни в жизнь, из одного измерения в другое,
Меняет свой образ себя, от формы к форме.
Он поклоняется иконе, растущей от его собственного взора,
В черве предвидит будущего бога.
И наконец, тот странник на дорогах Времени
К границам вечности подходит.
Одетый в преходящий символ человечности,
Он ощущает свою суть, бессмертное «Я»,
Свое родство со смертностью теряет.
Пульс Вечного стучится в его сердце,
Его мысль простирается в бесконечность
Все в нем обращается к духовным просторам.
Его душа прорывается, чтобы воссоединиться со Сверхдушой.
А его жизни впадает в океан сверхжизни.
И пьет он из грудей Матери миров;
Сверхприрода непревзойденная его наполняет,
Она принимает вечно сущую основу его духа,
Как защиту для своего изменчивого мира,
И формует фигуры своих нерожденных могуществ.
В нем, она задумывает себя бессмертной,
В том созидании, в свете истинном Художница творит;
Ее лик видим через его лицо, ее глаза – через его;
Ее существо становится его через обширную идентичность.
Так в человеке открывается проявленное Божественное.
Статическое Единство и динамическая Сила,
В него нисходят, печати интегрального Божества:
Его душа и тело принимают тот великолепный штамп
Долгое и неясное приготовление есть человеческая жизнь,
Цикл труда и надежды и войны и мира,
Пути, проложенные Жизнью в неясном основании Материи.
В его восхождении к вершине, где прежде ничья нога не ступала,
Он ищет через полутень высвеченной пламенем,
Реальность скрытую, наполовину знаемую и всегда упускаемую
Поиск чего-то иль кого-то не найденного никогда,
Культ идеала, здесь прежде никогда не воплощенного,
Спираль бесконечно восхождения и падения,
Пока наконец не достигнута та гигантская точка,
Через которую его Слава сияет для которой мы были сотворены,
И мы прорываемся в бесконечность Бога.
Пересекаем граничную линию природы, мы убегаем
Под арку живого света Сверхприроды.
Теперь этому было свидетельство, в том сыне силы;
В нем тот высокий переход заложил свое основание.
Изначальный и высший Имманентный,
Все процессы Природы становятся искусством,
К которым космический Труженик приложил свою тайную руку,
Чтоб повернуть эту хрупкую конструкцию из глины к трудам небесным.
Присутствие работало за неясной завесой:
И трамбовало свою почву, чтоб вынесла тяжесть Титана,
Обтесывал полувысеченные блоки природной силы,
И строил свою душу в статую бога.
Самости Мастер, того магического вещества,
Кто трудится над своим трудным и высоким планом,
В обширной мастерской удивительного мира,
И моделировал внутри Времени свои ритмические части.
Затем пришло внезапно трансцендентное чудо:
Под маской, непорочное Величие смогло очертить,
В оккультном чреве жизни, в схватках,
Вымечтанное великолепие вещей что быть должны.
Венец архитектуры тех миров,
Мистерию сочетающихся Земли и Неба
Присоединила божественность к той смертной схеме.
Провидец был рожден, сияющий Гость Времени.
Свыше, ограничивающаяся жесткость ума для него исчезла,
В грифоне том, переднем фронте Дня и Ночи,
Пролом образовался во всепокрывающем своде;
Сознательные окончания существа откатились обратно:
Пограничные знаки малой личности пали,
И остров эго соединился с континентом.
Был превзойден мир жестких, ограничивающих форм:
Ограничения жизни открылись в Неведомое.
Был отменен завет концепции
И отбросив жесткий пункт подчинения
Аннулирован договор души с невежеством
Все серые запреты были порваны
И разрушено жесткое, светящееся покрытие интеллекта;
Истина неделимая обнаружила огромное, небесное пространство;
Эмпирическое видение прозревало и знало;
Ограниченный ум стал безграничным светом,
Конечная самость – обручена с бесконечностью.
Его марш теперь превратился в парение орлиных крыльев.
Мудрость подняла его к своему искусству
И сделала его архимасоном души,
Строителем тайного дома Бессмертного:
Свобода и империя к нему взывали с высот;
Над сумерками ума и жизни, в ночи ведомой звездами,
Блеснула заря духовного дня.
По мере того, как он рос в свою большую самость,
Все меньше и меньше его человеческое окружало;
Существо более великое прозревало мир более великий.
Бесстрашное намерение ради знания осмелилось стереть
Линии безопасные, которые рисует разум,
Чтоб сдерживать полет Ума, и погружение души в бесконечность.
И даже его первые шаги разбили наши малые ограничения земные,
И медлили в более просторной и свободной атмосфере.
В руки, поддержанные преобразующей Мощью,
Схватил легко он, словно лук гиганта,
Оставленные спать в запечатанной тайной пещере
Силы, что дремлют внутри, невостребованные человеком.
Он действием привычным сделал чудо,
И обратил в обычную часть божественных работ,
Естественно великолепных на этих высотах.
Усилия, что сокрушили бы силу смертных сердец,
Легко достигались в царстве мощи,
Цели, слишком утонченные для повседневной воли Природы:
Духовные дары толпились перед ним, чтобы войти:
Они были его жизни паттерном и его привилегией.
Чистое восприятие дало ему свою лучезарную радость:
А сокровенное видение не ждало мысли,
Оно охватывало всю Природу в едином взгляде,
И прозревало суть самую вещей;
И более не обманывалось формой, он видел душу.
Знал в существах то, что таилось для них неизвестное;
Схватывал в уме идею, и пожелание в сердце;
Из серых складок тайны доставал
Мотивы, которые от собственного взгляда укрывают люди.
Он ощущал биение жизни в других людях,
Вторжение ее со своим счастьем и горем;
Своей любовью, своей печалью и невысказанными надеждами,
Входили потоками или струились волнами,
В том неподвижном океане его спокойствия.
Он слышал вдохновленный звук своих собственных мыслей,
Отдававшихся эхом под сводами других умов;
Потоки мыслей мира проникали с его сознание:
Его внутреннее «Я» прорастало к самостям других,
И на себе несло ношу родства, обычных связей,
Но оставалось незатронутым, царем самого себя отдельным.
Магический аккорд оживил и настроил
К симфонии эфирной старые, земные струны;
Это подняло слуг ума и жизни
К счастливому партнерству в отклике душевном,
Ткани и нервы были обращены в чувствительные струны,
Экстаза и сияния записи; и сделали
Тело значением служителя духа,
С функцией небесной и более тонким образом,
Пролили свою милость на внешнее, земное человека;
Что более не спало, одурманенное под владычеством Материи.
За глухой стеной, запирая нас от более широкой самости,
В тайну кажущегося очевидным сна,
Дверь приоткрылась на мистичный тракт, за пределами
Наших бодрствующих мыслей, построенная силой Материи,
Освобождая вещи, не схваченные чувством земным:
Невидимый мир, неведомый внешнему уму
Появился в спокойных пространствах души.
Он сидел в покоях тайных, наблюдая вовне,
В светлые страны нерожденного,
Где истинны и видимы все вещи, что пригрезились уму,
И все к чему стремится жизнь, притягивается ближе.
Он видел Совершенного в своих звездных домах,
Несущего славу формы бессмертной,
Лежащим на руках покоя Вечного,
Захваченного сердечным ритмом Бога-экстаза.
Он жил в мистичном пространстве, где рождаются мысли
И воля вскармливается эфирной Силой,
И питается белым молоком сил Вечного,
Пока не вырастает в подобие божества.
В тех оккультных палатах Свидетеля, со стенами возведенными умом,
На скрытые интерьеры, потаенные проходы,
Открылись окна внутреннего взора.
Он владел зданием неделимого Времени.
Поднимая тяжелую занавесь из плоти,
Стоял он на пороге, охраняемом змеем,
И всматривался в мерцающие, бесконечные коридоры,
Спокойный, и слушающий в спокойном сердце
Ради прихода нового и незнаемого.
Он созерцал безмолвия пустые,
И слышал поступь недремлющей Идеи,
В далеких проспектах Запредельного.
Он слышал тайный Голос, Слово, что знает,
И видел тайный лик, что есть наш собственный.
Свои хрустальные двери открыли внутренние планы;
Влияния странные и силы коснулись его жизни.
Видение пришло, из областей более высоких чем наши,
Сознание полей и небес более ярких чем наши,
От существ менее ограниченных, чем кратко живущие люди
И более утонченные тела, чем эти преходящие конструкции,
Объекты слишком тонкие, для наших материальных объятий,
Действия, сияющие сверхчеловеческим светом,
И движения, побуждаемые сверхсознательной силой,
И радости, которые еще не протекали по конечностям смертным,
И более прекрасные сцены, чем земные, и более счастливые жизни.
Сознание блаженства и красы,
Знание, что становится тем, что постигло,
Сменило разделенные чувства и сердце,
И затянуло всю Природу в свои объятия.
Ум устремился встретить скрытые миры:
Воздух светился, изобилуя чудесными формами и оттенками,
В ноздрях трепетали ароматы небесные,
На языке млел райский мед.
Канал гармонии вселенской,
Слух был потоком аудиенции волшебной,
Ложем, для звуков оккультных, которые земля не может слышать,
Из тайного тракта спящего «я»,
Прозвучал голос истины, подспудной, незнаемой,
Что течет под поверхностью космической,
И слышимой лишь среди всеведающей тиши,
Хранимая интуитивным сердцем и чувством тайным.
Она уловила бремя запечатанных, безмолвных тайн,
Она озвучила невыполненные требования земли,
И песню-обещание небес неосуществленных,
И все, что скрывается во всемогущем Сне.
В той непрерывной драме, Временем несомой,
В том долгом, слушающем потоке, что несет
Неразрешимые сомнения мира в бесцельном паломничестве,
Смех, бессонного наслаждения пузырился и пенился,
И шепот желания, что умереть не может:
Крик пришел от восторга мира – быть,
Величия и великолепия его воли жить,
Воспоминания о приключении души в пространстве,
Путник через магические столетия,
И труд бытия в Материи вселенной,
Искал мистичное значение своего рождения,
И радость высокого, духовного ответа,
Что бьется в удовлетворении и довольстве
И в сладости жизненных даров,
Это обширное дыхание и пульс и трепет надежды, и страха,
Это вкус мук и слез, и экстаза,
Это восторженный, пронзительный ритм внезапного блаженства,
Рыдание страсти и бесконечной боли.
Шум и шепот неслышимых звуков
Которые толпятся вокруг наших сердец, но не находят окна,
Чтобы войти, разросся в гимн,
Всего, что страдает, чтоб быть, и остается неизвестным,
И все что трудится тщетно, чтобы родиться,
И вся сладость, которую никто и никогда не вкусит,
Вся красота, которой никогда не будет.
Неслышно для наших смертных и глухих ушей,
Обширный ритмы мировые, ткали свою колоссальную песнь,
К которой жизнь стремиться, подстраивая здесь наши удары ритма,
Границы наши растворяя в бесконечном,
Подстраивая конечное к бесконечности.
Ворчание низкое поднялось из тех подсознательных пещер,
Запинка та, изначального невежества;
Ответ на тот вопрос невнятный,
Спустился с шеей из молний и крыльями грома,
Сияющий гимн невыразимого,
И здравие сверхсознательному свету.
Все было проявлено там, что здесь невозможно выразить;
Видение и греза были историями, рассказанными правдой
Или символами более истинными чем факт,
Иль были истинами, утвержденными печатями высшей природы.
Бессмертные глаза приблизились и в него заглянули,
И существа из многих царств приблизились и говорили:
Вечноживущие, которых мы мертвыми именуем,
Могли оставить свою славу за пределами смерти и рождения,
Чтобы высказать мудрость, что превосходит все фразы:
Цари добра, владыки зла,
Взывают к позиции судейской разума,
Провозглашали евангелие своих оппозиций
И верили в себя, как говорящих от Бога:
Титаны тьмы и света божества,
Сражались за душу его как за приз драгоценный.
В каждый час, выпущенный из колчана Времени,
Возносилась песня нового открытия,
Напевом тугой тетивы юного эксперимента.
Каждый день был духовным романсом,
Как будто он рождался в новом, сияющем мире;
И приключение оказывалось нежданным другом,
Опасность приносила острый и сладостный, радостный привкус:
Событие каждое было переживанием глубоким.
Там были высокие встречи, беседы эпические,
И приходили советы, облаченные в небесную речь,
Медовыми мольбами шептали оккультные уста,
Чтобы сердцу помочь, поддаться зову восторга,
И сладкие соблазны пробирались из царства красоты,
И экстазы внезапные – из мира блаженства.
То было правление чуда и восторга.
Все ныне его яснослышание яркое могло воспринять,
И осязание трепетало, от могучего прикосновения неведомых вещей.
Пробудившись к новым, неземным близостям,
Ощущения отвечало бесконечностям тонким,
И с плачем серебряным открывающихся врат,
Молнии взгляда кидались в невидимое.
Его сознание и видение постоянно росли;
Они приобретали больший размах, возвышенней полет;
Он границу прошел, отмеченную для правил Материи,
И зону оставил, где мысли подменяют жизнь.
Из этого мира обозначений, он вышел внезапно
В тихую самость, где мира не было
И взглянул в запредельное, в безымянный простор.
Те символические фигуры потеряли свое право жить,
Рассыпались приметы все, что наши чувства могли распознавать:
Там сердце более не билось, в ответ на прикосновение тела,
Глаза не заглядывались более на формы красоту.
В разряженных и прозрачных интервалах тишины,
В области примет лишенной, он мог парить,
Наполненный глубоким содержанием, превосходящим формы,
Где мир сосредоточен был в едином существе,
И было познано светом идентичности,
И Дух был своим собственным самоочевидным доказательством.
Всевышний пристально смотрел сквозь глаза человека,
И видел все вещи и творения как самого себя,
И знал все мысли и слова как свой собственный голос.
Единство там, слишком близко для изучения и объятий,
И любовь – устремление Одного для Единого,
И красота есть сладкое различие Того же самого,
И единство является душою множества.
Там все те истины объединяются в единственную Правду,
И все идеи воссоединяются в Реальности.
Там, зная себя, своей собственной вневременной самостью,
Высшая Мудрость, абсолютная и бессловесная,
Сидела, уединенная в высшем Покое,
Всевидящая, недвижная, одинокая и суверенная.
Там знание в словах не нуждалось, чтоб воплотить Идею;
Идея, ищущая дом в безграничности,
Уставшая от своего бездомного бессмертия,
Не просит покоя в блестящей клетке, вырезанной из мысли,
Чье единственное окно, обзор на вещи ограждало
И виден был лишь малый свод в просторе неба Бога.
Беспредельное с беспредельным там сочетается:
Там можно быть шире, чем мир;
Будучи там, становишься собственной бесконечностью,
Отныне центр больше не в земном уме;
Сила видящего покоя наполнила его члены:
Захваченный безгласным белым откровением
В видение что превосходит формы,
В существование, что превосходит жизнь,
Он приближал спокойное сознание, поддерживающее все.
Голос, что только речью могу двигать ум,
Стал тихим знанием в душе;
Сила, которая лишь в действии ощущает свою правду,
Была положена теперь, немой, всезнающий покой.
Досуг в труде миров,
Пауза в радости и муках поиска,
Восстановила стресс Природы к покою Бога.
Обширное единодушие закончило дебаты жизни.
Война мыслей, что порождает вселенную,
И столкновение сил, что сражаются за влияние
В том сотрясении грандиозном, что зажигает звезды,
Словно в строении из звездной пыли,
Колеи орбит, что вращают свой эллипс безмолвный в пространстве,
Вспаханном ищущим желанием мира,
Отрыжка долгая потока Времени,
Ранящими краями обрамляя зловещую силу вожделения,
Что пробуждает кинетический ответ, в отупляющем иле земли,
И лепят личность из грязи,
Печаль, которой кормится голод Природы,
Та страсть (эструс), которая огнем боли творит,
Судьба, которая наказывает добродетель поражением,
Трагедия, что разрушает длящееся счастье,
Слезы Любви, и ссоры Богов,
Закончились в истине, что живет в своем собственном свете.
Душа его свободная стояла, царь и свидетель,
Не поглощенная более потоком скачущих мгновений,
Где ум, как на плоту непрестанно дрейфует,
Спешащая от феномена к феномену,
Он обитал, отдыхая в неделимом Времени.
Как будто рассказ, давно написанный, но сыгранный сейчас,
В своем настоящем, владел он будущим своим и прошлым,
В секундах ощущал неисчислимые года,
И зрел часы как точки на странице.
Аспект неведомой Реальности
Значение изменил космической сцены.
Эта огромная материальная вселенная стала
Малым результатом колоссальной силы:
Опережая то мгновение, когда Луч вечный
Осветил То, что еще никогда не было сделано.
Лежала мысль в безгласности могучей;
Трудящийся Мыслитель распространился вширь и затих,
Трансцендентная мудрость коснулась его трепещущего сердца:
Его душа могла заплывать за пределы светящегося барьера мысли;
Ум более не закрывал безбрежной бесконечности.
Сквозь небо, отступающее в пустоту, он заметил мельком
В последнем проблеске и кружении исчезающих звезд
Сверсознательные области недвижного Покоя,
Где прекращаются суждения и замолкает слово.
И тот Непостижимый лежит беспутный, одинокий.
Туда не приходит форма, иль некий горний голос;
Там были лишь Тишина и Абсолют.
Из этой неподвижности новорожденный ум восстал,
И пробудился к истинам, невыразимым прежде,
И появились формы, значительные своим безмолвием,
Видящая мысль, само проявленный голос.
Он знал источник, от которого пришел его дух:
Движение сочеталось с неподвижной Пустотой;
Он свои корни в Бесконечность погрузил,
В основу своей жизни о Вечность положил.
Сначала лишь немного те состояния небесные,
Величественные, взлеты с широким размахом могли быть выносимы.
Высокое и светоносное усилие прерывалось слишком скоро,
Каменной недвижностью тела, и жизни затихшим трансом,
Бездыханной мощью и тишиной спокойного ума;
Иль опадали медленно они, как золотого дня закат.
Неспокойные нижние члены устали от покоя;
И ностальгия по старым маленьким делам и радостям,
Нужда вернуть себе прежние, знакомые самости,
Чтобы ступать по привычной и низшей дороге,
Потребность отдохнуть в естественной позе падения,
Подобно ребенку, что учиться ходить и не может шагать слишком долго,
Cменили титаническую волю к неустанному восхождению,
Погас огонь священный на сердца алтаре.
Возобновилось натяжение старых струн;
Что стягивают нежелающий дух с тех высот,
Или тупая гравитация опускает нас
К слепому, инертному движению нашей основы.
Всевышний Дипломат это тоже может использовать,
Он делает падения наши средством для более великого подъема.
Ибо в непостоянном, невежественном поле Природы,
В полуупорядоченном хаосе смертной жизни,
Бесформенная Сила, «Я» извечного света,
Следует в тени нисхождения духа;
Дуальность двойственная, навеки едина,
Выбирает свой дом средь суматохи чувств.
Он входит невидимый в наши затемненные части,
И, тьмой окутанный, делает свою работу,
Тонкой природы, всезнающий гость и проводник,
Пока они (части), тоже не ощутят нужду и волю к перемене.
Здесь все должно научиться повиновению – высшему закону,
Клетки нашего тела, должны владеть пламенем Бессмертного.
Иначе дух достигнет своего истока в одиночестве,
Оставляя полуспасенный мир своей сомнительной судьбе.
Природа вечно трудилась бы неискупленной;
Наша Земля беспомощная, вращалась бы вечно в пространстве,
И потерялось бы предназначение этого огромного творения,
Пока, в конце концов, неудавшаяся эта вселенная не рухнет.
Даже его богоподобная мощь, чтобы возвыситься должна упасть,
Его сознание высшее назад отступило:
Неясное и затмевающееся, его человеческое внешнее
Снова стремилось прочувствовать старые устремления.
Несущие высокие спасительные касания, огонь эфирный,
В своей нужде ужасной, назад призвать божественную Силу.
Сила назад всегда проливалась внезапным дождем,
Иль медленно в его груди присутствием росла;
Она обратно взбиралась к какой-то памятной вершине,
Или взмывала к пику, с которого пала.
И каждый раз вставал он в более обширном равновесии,
Пребывая на духовном плане более высоком;
В нем сохранялся Свет, пространство продлевая.
В тех колебаниях между землей и небесами,
В невыразимом причащении к восхождению,
Росла в нем словно пребывающая Луна,
Слава целостности его души.
Союз Реального с уникальным,
Пристальный взгляд Единственного из каждого лица,
Присутствие Вечного в часах,
Расширяющего полувзгляд смертного ума на вещи,
Мостом соединяя пропасть меж человеческой силой и Судьбой,
Единым делая то фрагментарное существа, которым мы являемся здесь,
И наконец, завоевано стойкое духовное равновесия,
Пребывание постоянное в царстве Вечного,
Безопасность в Тишине в том Луче,
Утверждение в Неизменном.
В спокойном «Я» жили его высоты бытия;
И ум его мог располагаться на духовной почве,
Смотреть на магию внизу, и на игру,
Где Бог-дитя, попеременно лежит у Ночи на коленях, и у Зари,
И Вечно сущий надевает маскировку Времени.
К спокойным высотам и тревожным глубинам
Его дух относился равно и дал свое обширное согласие:
Уравновешенная безмятежность спокойной силы,
Широкий, непоколебимый взгляд на Времени волнения,
Встречал весь опыт с миром неизменным,
К печалям и восторгам безразличный,
Не соблазненный чудом и призывом,
Недвижимый, созерцал поток вещей,
Спокойный и отделенный, поддерживал все, что есть:
Покой его духа помогал трудящемуся миру.
Вдохновленный тишиной и взглядом глаз закрытых,
Его сила могла работать с новым, сияющим искусством,
С тем грубым материалом, из которого сделано все,
И с отказом массы Инерции,
И с серым фронтом невежества мира,
И с невежественной Материей, и огромной ошибкой жизни.
Как скульптор высекает божество из камня,
Он откалывал медленно темный покров,
Линию обороны невежества Природы,
Иллюзию и мистерию Бессознания,
В чьем темном покрывале голова Вечного скрыта,
Чтобы не узнанным действовать в космическом Времени.
Великолепное самосозидания с вершин,
Преображение в мистичных глубинах,
Более счастливый космический труд мог бы начаться,
И образы форм мировых в нем обновить,
Бога, найденного в Природе, и Природы, исполненной в Боге.
Уже была видна в нем та задача Силы:
Жизнь сотворила себе дом на вершинах высоких самости;
Его душа, ум и сердце стали Солнцем единым;
И только жизни низшие пределы еще оставались тусклыми.
Но даже там, в тени неопределенности жизни
Был труд и дыхание огненное;
В капюшон неясности облаченная, небесное могущество трудилось,
Под взглядом Свидетеля внутреннего, неподвижного покоя.
Даже к Природе сражающейся, оставленной внизу,
Приходили просветляющие периоды мощные:
Друг за другом вспыхивали молнии славы,
Переживание было повестью огня и сияния,
Которыми воздух рябил вокруг колесниц Богов,
Странные достояния к нему приплывали из Незримого;
Великолепием прозрения заполняя мыслей пустоту,
Знание говорило к бессознательным пространствам тишины.
Вниз проливались реки блаженства и сияющей силы,
Визиты красоты, штормовые порывы наслаждения
Дождем проливались из всемогущей Мистерии свыше.
Оттуда низошли орлы Всеведения.
Была разорвана плотная завеса, могучий шепот услышан;
И повторялся в уединении его души,
Крик Мудрости из трансцендентностей восторженных,
Пел в горах невидимого мира;
Те голоса, которые слышит внутренний взор,
Передали ему свои пророческие откровения,
И объятые пламенем вспышки бессмертного Слова,
И вспышки Света откровения оккультного,
Приблизились к нему из недоступной Тайны.
Одухотворенное Знание воссело на троне внутри,
Чьи секунды освещают более чем годы рассудка,
Пульс откровения сияющий, падал,
Словно акцент указующий на Истину.
И как небесный факел всю землю освещал,
Стремительным, интуитивным различением.
Одним взглядом можно было отделить истину от лжи,
Или поднять во тьме свой быстрый факел,
Чтобы проверить претендентов, толпящихся у врат ума,
Покрытых поддельными подписями богов,
Волшебную невесту распознать под маской,
Иль внешнее лицо мыслей и жизни.
Часто вдохновение с ее стопами – молниями,
Посланницей нежданной со всевидящих вершин,
Пересекала беззвучные коридоры его ума,
Принося свое ритмическое ощущение скрытых вещей.
Музыка говорила, превосходя смертную речь.
Как если бы из золотой пиалы Все-Блаженства,
Радость света, и радость внезапного видения,
Трепетный экстаз бессмертного Слов,
Излился в его сердце как в пустую чашу,
Повтор первого восторга Бога,
Творящего в юном и девственном Времени.
Схваченного в малом пространстве, краткого мгновения,
Все-Знание, уложенное в великих, бессловесных мыслях,
Расположилось в той выжидающем покое его глубин,
Кристалл предельного Абсолюта,
Часть Истины невыразимой,
Открылось в молчании безмолвной душе.
Напряженно мастерица трудилась в тишине;
Ее сила, безмолвной стала и более интимной;
Она взирала на зримое и непредвиденное,
Непредсказуемые домены она сделала своими родными полями.
Всевидение собралось в луч единый.
Подобно глазам, когда уставятся в невидимую точку,
Пока сквозь интенсивность одного сияющего пятна
Апокалипсис мира образов
Входит в царство провидца.
Великая, обнаженная рука великолепия внезапно поднялась;
И разорвала непрочную вуаль Неведения:
Ее поднятого пальца немыслимое острие
Обнажило как ударом пламени скрытое Запредельное.
Глаз, пробужденный в транса безмолвных высотах,
Ум, ухватившийся за невообразимое,
Одним опасным прыжком перепрыгнул,
Высокую черную стену, скрывающую сверхсознание.
Она прорвалась с вдохновенной речью, и как серпом,
Ухватила обширные владения Неведомого.
Собирательница бесконечно малых зерен Истины,
Вязальщица снопов опытов бесконечных,
Она проникла в охраняемые мистерии Силы Мира,
И методы ее магические, окутанные тысячью вуалей;
Иль собирала она утраченные секреты, уроненные Временем,
В пыли и трещинах его восходящего пути,
Среди старых, оставленных грез торопливого Ума,
И погребенных останков забытого пространства.
Странница, между вершинами и бездной,
Она соединяла отдаленные концы и непроглядные глубины,
Или мчалась вдоль дорог Рая и Ада,
Преследуя все знание, подобная ищущей гончей.
Репортер и писец бесед скрытой мудрости,
Ее минуты сияющие небесной речи,
Проходили в замаскированный под офис оккультный ум,
Передавая дар пророку и провидцу
Вдохновленно тело Истины мистичной.
Записывая вопрошания богов,
Она озвучивала безмолвные видения Высшего,
Несла бессмертные слова смертному человеку.
Над сверкающим, изящным завитком разума,
Освобожденные, подобно лучистому сиянию вокруг Луны,
Широкие пространства без границ,
Вплывали в сознание его духа.
Океаны бытия встречают его странствующую душу
Зовя к бесконечному открытию;
Вневременные области восторга и абсолютной силы,
Простирались в окружении вечной тишины
Пути, ведущие к бесконечному счастью,
Бежали подобные улыбкам-грезам, сквозь медитирующие просторы:
Открылись в сиянии золотом мгновения
Белый от солнца степи в бездорожной бесконечности.
Вдоль обнаженного изгиба в беспредельном «Я»,
Точки, пробегающие сквозь закрытое сердце вещей,
Отбрасывали тень, на неопределенную линию,
Что несет Вечно сущего сквозь года.
Магический порядок космического Ума,
Склоняющий свободу бесконечности
Суровой палитрой символических фактов Природы
И непрерывными сигналами жизни о событиях,
Превращает повторения случайные в законы,
Хаос знаков – во Вселенную.
Из богатых чудес и замысловатых завитков Танца
Духа с Материей, как с маской своей,
Стал ясен баланс и замысел мира,
С его симметрией самоорганизованных эффектов,
Управляемых в глубокой перспективе души,
И реализмом иллюзорного искусства,
Ее логикой бесконечного разума, ее магией изменчивой вечности.
Был схвачен проблеск вещей, неведомых доныне:
Письмена проступили из неподвижного Слова:
В неизменном, безымянном Истоке,
Был виден всплывающий, словно из бездонных морей,
След идей, что сотворили мир,
И посеянное в черной почве транса Природы,
Семя Духа слепое, и желание огромное
В котором древо космоса задумано,
И раскинуло свои волшебные руки, сквозь грезу пространства.
Реальность беспредельная форму обрела:
Из тени Неизвестного глядело Бестелесная
Безымянность, что видела рождение Бога,
И получить пытается от смертного ума и души
Бессмертное тело и божественное имя.
Неподвижные губы, великие сверхреальные крылья,
Облик, скрытый сверхсознательным снов,
Глаза с закрытыми веками, что видят все вещи,
Появились у Архитектора, который строит в трансе,
Желание изначальное, рожденное в Пустоте,
Выглядывало наружу; он видел надежду, что никогда не спит,
Чьи стопы бегут за мимолетной судьбой,
И невыразимым смыслом бесконечного сна.
Лишь на мгновение промелькнул, незримый для Ума,
Подобно факелу, удерживаемый силой Бога,
Сияющий мир, Истины вечной,
Мерцающий подобно слабой звезде, граничащей с ночью,
Над мерцающим краем Золотого Сверхразума.
Даже казалось, что сквозь искусную вуаль,
Была уловлена любви улыбка, что позволяет дальнейшую игру,
Спокойное потворство и груди материнские
Вскармливающие Мудрость, детским смехом Случая.
Тишина, нянька того Всемогущего силы,
Всезнающее молчание,
Чрево бессмертного Слова,
И Безвременья, недвижный, задумчивый лик,
И взор созидающий Вечности.
Вдохновленная богиня вошла в грудь смертного,
И сделала ее своим классом для божественной мысли,
Святилищем мысли пророческой,
И села на трон треножный разума,
Вверху было просторно и внизу – освещено.
В сердцевине тьмы она пробила колодцы света,
На глубины неизведанные наложила форму,
Пространствам невысказанным придала вибрирующий крик,
И через великие, безбрежные, безмолвные, беззвездные просторы
Несла к земле фрагменты ясного мышления,
Высеченные из тишины Невыразимого.
Голос в сердце произнес несказанное Имя,
Греза ищущей Мысли, блуждая сквозь Космос
Вошла в незримый и запретный дом:
Там было найдено сокровище всевышнего Дня.
В глубоком подсознании пылала ее драгоценная лампа;
Поднятая, показала богатства Пещеры,
Где из-за скупости торговцев чувствами,
Неиспользуемые и хранимые под лапами драконов Ночи
Спят они обернутые в складках бархатной тьмы,
Хотя их содержание бесценное могло бы мир спасти.
Тьма, несущая рассвет в своей груди,
Искала тот вечный, обширный возвращающий проблеск,
Ожидая прихода более великого луча,
И спасения утраченных стад Солнца.
В роскошной экстравагантности трат Бога
Беззаботно рассеянных, в расточительной работе творения,
Оставленные на верфях бездонного мира.
И украденные грабителями Глубин,
Монеты золотые Вечного лежат,
Хранимые в тайне от прикосновения и взгляда и желания мысли,
Замкнутые в глухих тупиках потока невежества,
Чтоб люди не смогли найти и равные Богам не стали.
Видение светилось на незримых высотах,
И мудрость освещала из безголосых глубин:
Более глубокое объяснение возвеличивало Истину,
Великое обращение Ночи и Дня;
Все ценности мира изменились, возвышая жизни цель;
Мудрее слова и большая мысль вошли,
Чем то, что труд нескорый в человеческом уме может принести,
Пробудилось тайное чувство, что может постигнуть
Присутствие и Величие везде.
Вселенная теперь не была бессмысленным вихрем,
Порожденным вокруг инертной и огромной машины:
Она отбросила свой грандиозный, безжизненный фасад,
Отныне – не механизм и дело случая,
Но живое движение тела Бога.
Дух, скрытый в силах и в формах
Был зрителем на сцене подвижной:
Красота и непрестанное чудо
Впустили сияние Непроявленного;
Бесформенный Сущий двигался в этом.
Ища свою собственное совершенство в душах и вещах.
Жизнь больше не хранила невыразительной и бессмысленной формы,
В борьбе и потрясениях мира
Он видел труд рождения бога:
Тайное знание, замаскированное под Невежество:
Судьба, покрытая незримой неизбежностью,
Игрой случая всемогущей Воли.
Очарование, слава и восторг,
И Всеблаженство, сидело не узнанное в сердце;
Земная боль была тем выкупом за восторг заключенный в темницу.
Общение радостью окрашивало проходящие часы;
Дни были странниками на предназначенной дороге,
А ночи – компаньонами его раздумий духа.
Небесный импульс все оживил в его груди;
А Времени шаги обратились в марш великолепный,
Карлик божественный направился к непокоренным мирам,
Земля стала слишком тесна для его победы.
Когда-то лишь запечатлевшая тяжелую поступь
Силы слепой в человеческой малости,
Жизнь ныне стала верным приближением к Богу.
Существование – божественным экспериментом
И космос – возможностью души.
Был мир рождением и зачатием
Духа в Материи, в живые формы,
Природа в своем лоне Бессмертного несла,
Чтобы своею мощью через него взобраться к вечной жизни.
Его существо лежало в сияющем и недвижном покое,
И омывалось в родниках чистого, духовного света;
Скиталось в обширных полях самости мудрой,
Освещенное лучами вечного солнца.
Даже тела его, тонкая, внутренняя суть
Могла возвысить земные части к вещам более возвышенным,
И ощутить дыхание более небесной атмосферы.
Готовая уже, стремилась навстречу божественному:
Поднятая на крыльях ветра стремительной радости,
Несомая к Свету, который не могла еще всегда удерживать,
Она оставила расстояния ума от Истины Всевышней,
И отбросила неспособность жизни испытывать блаженство.
Все, доныне подавленное в нас, стало пробуждаться.
Так, От Неведения пришло освобождение его души,
Ума и тела первое духовное изменение.
Обширное Божественное знание сверху проливалось,
Внутри же ширилось новое знание о мире:
Его ежедневные мысли устремлялись к Единому и Истинному,
Его самые обычные дела, проистекали от внутреннего Света.
Пробужденный к чертам, что Природа скрывает,
Настроенный в тон ее движениям, что превосходят наше понимание,
Он стал единым с тайной вселенной.
Он схватил удивленный, источники ее могучих энергий;
Он говорил с неведомыми Стражами миров,
Он формы разглядел, что наши смертные глаза не видят.
Его широкое видение, тела давало сущностям незримым,
Он зрел космические силы за их работой,
И ощущал оккультный импульс позади воли человека.
Секреты Времени были для него открытой книга;
Записи Будущего и Прошлого,
Начертали свои выдержки на эфирной странице,
Единые и приведенные в гармонию мастерством Творца,
Человеческое в нем шагало с божественным.
Его дела не предавали внутреннее пламя.
Это ковало его величие перед землей.
В его клетках тела гений возвышался,
Что знал значение своих судьбоносных трудов,
Сродни маршу неисполненных Сил
За пределами жизни, в необъятности духа.
Полубог, формирующий жизни людей:
Амбиции одной души всю расу поднимали;
Трудилась Сила, но откуда – никто не ведал.
С ним были связаны вселенские могущества;
Своими безграничными просторами, наполняя земную малость,
Он энергии притягивал, что век преображают.
Неуловимый обычным взглядом,
Он сотворил великие мечты, что форма есть для вещей грядущих
И словно бронзу заливая, дела свои бросал в года.
Его путь во время, превосходил человеческий шаг.
Одиноки были его дни и великолепны, как солнце.
Конец третьей песни, книги первой.