Чудесное солнце вниз смотрело из экстаза небес,
На миры бессмертного блаженства, дом совершенства,
Волшебные развороты улыбки Вечного,
Пленяющей его тайное биение сердца восторга.
Вечный день бога ее окружил,
Показались владения вечносущего света,
Наполнявшего всю Природу радостью Абсолютного.
Ее тело трепетало с прикосновением вечности,
Ее душа стояла близко к истокам бесконечности.
В конечном фасаде бесконечности она жила,
Вечно новая, для взгляда вечно живого.
Вечность множила свой обширный взгляд на себя,
Переводя свои бесконечные могущество и радость,
В восторг душ, играющих со Временем, что могут участвовать
В грандиозности, даже новорожденные из неведомых глубин,
В энергиях, которые бросались с неизвестных высот,
В страстных ударах сердца неумирающей любви,
В сценах сладости, что никогда не увядают.
Бессмертная, для восторженного сердца и глаз,
В безоблачных сводах прозрачного покоя,
Из безоблачных небес Чуда грез обширных, скользила вниз
Бездна сапфира; свет солнечный посетил глаза,
Которые выносили без боли абсолют,
И видели бессмертную ясность формы.
Туман и сумерки изгнаны из этого воздуха,
Ночь была невозможна в таких светящихся небесах.
Утвердившись в груди необъятности
Духовные широты были зримы, возвышенно рожденные,
Из спокойной красоты созидательной радости;
Воплощенные мысли владели сладостным измерением,
Чтоб радовать некий беззаботный, божественный покой,
Отвечали той глубокой потребности бесконечного чувства,
И нуждам форм, чтоб приютить трепет бестелесный.
Марш сил вселенских во Времени,
Порядок гармоничный обширностей самости,
В цикличных симметриях и метрических планах
Принял космического восторга разгул,
Бесконечное представления духа в вещах,
Запланированных художником, которому пригрезились миры;
Всей этой красоты и чуда здесь,
Всего запутанного многообразия Времени,
Вечность была субстанцией и истоком,
Сделанной не из пластичного тумана Материи,
Они предлагали совет своих глубин,
И открывали великий ряд своих могуществ.
Возникших под тройным, мистичным небом,
Семь бессмертных земель были видны, возвышенны:
Дома благословенных, освобожденных от смерти и сна,
Куда горе не может проникнуть, никакое страдание,
Приходящее от себя потерявших и ищущих миров.
Изменилась тишь неизменной природы Небес,
И осанка могучая вечного покоя,
Поза неизменного экстаза.
Лежат равнины, которые казались просторами широкого сна Бога,
И крылья мысли вздымались по направлению к обширной неподвижности небес
Затерявшихся в синих глубинах бессмертия.
Измененная земная природа ощущала дыхание мира.
Казался воздух океаном счастья
Иль ложем неведомого духовного отдыха,
Обширной неподвижностью, поглощающей все звуки
В безмолвии совершенного блаженства;
Даже Материя несла тесное, духовное прикосновение,
Все трепетало насыщенностью одного божества.
Низшая из этих земель была пока небом.
Переходящим в великолепие божественных вещей,
Красоту и яркость сцен земных.
Край вечный гор над мерцающим кряжем,
Чьи линии были выгравированы, словно на сапфирном блюде,
И запечатленные границами лучезарного полдня небес,
Взбирались подобно нагромождению храмовых ступеней и со своих вершин
Высоты бескрайней медитации слышали внизу
Приближение множества, голубого паломника,
И вслушивались в великий, нарастающий голос,
Гимн обширного путешествия безвременный морей.
Толпа, поющая из горного лона, скользила
Мимо благоухающих ветвей, со вздохами цветов,
Спешащая сквозь сладостность, с прыжками наслаждения;
Бормочущие реки счастья,
Божественно журчали райскими голосами желаний,
Своих сестер, собирая в водоворот восторга,
Затем, ширясь в шаге спокойной думы,
Сходя по многим, мерцающим устьям грезы,
Шепча вступали в озера плавного покоя.
Держась на грани бесчувственного экстаза
И сохраняя вечное равновесие мысли,
Сидели изваянные души, грезящие реками звука,
В неизменных позах мраморного блаженства.
Вокруг них жили дети Божественного дня
В несказанном счастье,
В счастье, никогда не утрачивающем легкости бессмертия,
Во множестве удовлетворенном блаженством вечности.
Вокруг бессмертные народы двигались и говорили,
Души светящейся радости небесной,
Лица совершенной красы, конечности Лучом сформированные;
В городах, вырезанных подобно геммам из сознательного камня,
И пастбища чудесные и на сверкающих берегах
Были видны яркие формы, племена светлой вечности.
Над нею, задавая ритм, божества вращали сферы,
Восхищенные подвижные неподвижности здесь слепо искались,
Огромными, ошибающимися орбитами наших звезд.
Экстатичные голоса ударяли по нитям слуха,
И каждое движение в себе находило всю музыку;
Песни птиц вибрировали на неувядающих ветвях,
Чьи цвета оперения были взяты из радуги,
Крыльями воображения.
Бессмертное благоухание наполнило трепещущий бриз.
В рощах, которые казались колыхающимися недрами и вибрирующими глубинами,
Эти миллионы детей неумирающей весны,
Расцветали, чистые, бесчисленные звезды оттенков восторга,
Устроив прибежище в своем небе изумрудном:
Фееричная лавина цветов, глядела глазами смеющимися.
Танцующий хаос, радужное море,
Увековечивая в Небесах взгляд вечно пробужденный,
Зарево чудесных оттенков множества лепестков,
Которые проплывают через занавешенные грезой веки.
Бессмертные гармонии наполняют ее внимающий слух;
Великое, спонтанное высказывание высот,
На ритмическом величии крыльев Титана рожденное,
Струилось из какого-то глубокого, одухотворенного сердца звука,
Напряжения, вибрирующие секретами богов.
Дух, счастливо блуждающий с ветром,
Дух, размышляющий в листьях и камне;
Голоса инструментов, осознающих мысли,
Блуждали вдоль края живого тишины,
Из какого-то глубокого, бессловесного языка вещей,
Неизмеримые, невыразимые песнопения вздымались,
Переходящие в голос Неведомого.
Восходящие по невидимой лестнице из звуков,
Музыка была не в этих немногих, стремящихся ступенях,
Вдохновленных тем странствием в преходящих струнах,
Но изменяла свои вечно новые неисчислимые ноты
В страсти непредвиденного открытия,
И сохраняла свои старые, незабываемые экстазы,
Растущее достояние в мистическом сердце.
Сознание, которое стремилось сквозь каждый крик,
Неизученная притягательность и желание,
Находило и искало опять глубины неудовлетворенные,
Охотясь как будто в неком глубоком, тайном сердце
Чтоб отыскать какое-то утерянное или упущенное счастье.
В тех далеко заблуждающихся симфониях она могла слышать,
Прорываясь сквозь очарование восторженного чувства,
Лиричный вояж божественной души
Среди пены и смеха соблазняющего с этим кораблем
Очарованием и невинностью острова Цирцеи,
Приключениями прекрасными без опасности,
В странах, где сирена Чудо, поет свои соблазны,
От ритмичных утесов в вечно пенящихся морях.
В гармонии изначального зрения,
Освобожденного от нашего ограничивающего луча мысли,
И нежелания наших ослепленных сердец,
Чтобы обнять Божество, в каком бы то ни было облике,
Она видела всю Природу без изъянов.
Наполненные красотой вселенского пира,
Фибры ее существа протянулись из вибраций
И претендовали на глубокое единство со своими внешними самостями,
И на очистившихся струнах сердца, чтобы уловить все тона,
Тонкости небесного прикосновения неустанно извлекали
Более живые звуки, чем может вынести земля.
Что было бы страданием здесь, было феерией блаженства.
Все здесь только страстный намек и туманная тень,
Угаданная внутренним пророком, который постигает
Дух восторга в чувственных вещах,
Обратились к большей сладости, чем могло пригрезиться ныне.
Могучие знаки, давления которых опасается земля,
Трепеща, поскольку она не может понять,
И должна хранить их в неясных формах, возвышенных и странных,
Были здесь основным лексиконом бесконечного ума,
Переводящим язык вечного блаженства.
Восторг здесь был случаем обычным;
Очарование, чей пойманный трепет,
Наше человеческое наслаждение – есть упавшая нить,
Лежит, символическая форма, беззаботное украшение,
Вышитое на богатой парче одеяния Божества.
Вещи оформленные были воображенными домами, куда ум
Проникал, чтоб испытать глубокую физическую радость;
Сердце было факелом, зажженным от бесконечности,
Конечности были вибрирующей концентрацией души.
То были владения первые, внешние участки,
Необъятные, но наименьшие в ряду и наименьшие в цене,
Незначительные экстазы неумирающих богов.
Размах ее видения проносился выше и знал,
Допущенный сквозь большие сапфирные открытые врата,
В ширь и свет запредельные,
То были роскошные, декоративные двери,
К более благородным мирам, более счастливым, прекрасным.
Бесконечный, устремлялся, взбираясь к тем небесам;
Царство за царством принимал ее воспаряющий взор.
Затем, на том, что казалась венцом этого восхождения,
Где бесконечное и конечное были едины,
Неуязвимая она узрела сидения могучих бессмертных,
Которые живут ради небесной радости и управляют,
Этими средними регионами не слабеющего Луча.
Великие формы божеств восседали в ярусах бессмертных,
Глаза не рожденные, взоры склоняли к ней,
Сквозь прозрачность кристального огня.
В красоте тел украшенными линиями восторга,
Формах чарующей сладости проливающегося блаженства,
Стопы, мерцающие на солнечном камне во дворике ума,
Виночерпии Небес, вокруг обносили Вечного вино.
Неразбериха ярких тел, двигающихся душ,
Прослеживающих тесный, сплетенный восторг,
Гармоничная поступь живых и соединенных навечно,
В единстве страстном мистической радости,
Как будто лучи солнечные, сотворенные живыми и божественными,
Богини Апсары, золотогрудые,
В рощах, залитых серебряным сиянием блаженства,
Которые плывут сквозь светлую сапфирную грезу
В облаках убранств, залитых золотом рук,
И мягкие шаги, ступающие по волшебным полянам,
Движения девственные вакханических невинностей,
Которые знают свое буйство как танец Бога,
Кружились, соединенные в лунном свете в веселье сердца.
Художники безупречные безошибочных форм,
Маги — строители звуков и ритмичных слов,
Ветроволосые Гандхарвы услаждали слух,
Одами, что формируют вселенскую мысль,
Строками, что срывают вуаль с лица божества,
Ритмами, что приносят звуки из океана мудрости.
Бессмертные фигуры и просвещенные лики,
Великие наши предшественники двигались в том великолепии;
Безграничные в силе и удовлетворенные в свете,
Они наслаждались ощущением всего, к чему мы стремимся.
Провидцы высокие, поэты – видели эти вечные мысли,
Странников высотных, которые к нам прибывают,
Искаженные поиском нашим, обманутые маскарадом ума,
Подобно богам, изуродованным болью рождения,
Ловили великие слова, которые теперь – слабые звуки,
Уловленные тяжелым восторгом смертного языка.
Те силы, что спотыкаются и грешат, были спокойными и гордыми богами.
Там молнии, наполненные славой и огнем,
Таяли в волнах симпатии и взгляда,
Ударяемые подобно лире, чье биение – для блаженства других,
Влекомая струнами неведомого экстаза,
Ее человеческая природа впала в обморок небесного восторга,
Она заметила объятия землей отвергаемые и ощутила
Нетленные глаза любви освобожденной от вуали.
Ввысь, еще поднимаясь, уровень за уровнем постигая,
За пределами того, что может произнести язык или пригрезиться уму:
Миры бесконечных достояний венчали суету Природы.
Там была более великая и спокойная сладость,
Тоньше и глубже поле эфира,
И более могущественная схема, чем может дать самый небесный смысл.
Дыхание там несло поток зрящего ума,
Форма была тонкими одеяниями души:
Цвет – видимым тоном экстаза;
Силуэт, наполовину видимый взглядом нематериально,
И все же сладостно ощущаемый,
Делали ощутимым прикосновение внутри обитающего духа.
То высокое совершенное чувство озаренное жило,
Вассал счастливый внутреннего луча,
Каждое чувство было Вечного могучим ребенком,
В каждой мысли был сладостный, пылающий бог.
Воздух был светлым чувством, звук – голосом,
Солнечный свет – видением души и лунным светом этой грезы.
В широком, живом основании бессловесного покоя,
Все было действенной и ясной радостью.
В те высоты взлетал ее дух,
Подобно воспарившей птице, которая поднялась незримая,
Оглашая восхождение его пульсирующего сердца,
Мелодией до паузы смыкающихся крыльев,
Исходит дрожа в его последнем, удовлетворенном крике,
И он смолкает излив свою душу,
Освободив свое сердце от бремени восторга.
Переживание взбиралось по красочной груди радости,
К недосягаемым сферам в духовном полете.
Там Время обитало единое с вечностью;
Необъятное счастье соединилось с внезапным покоем.
Подобно тому, кто утонул в море великолепия и блаженства,
Безмолвная в этом лабиринте удивительных миров,
Обернувшись, она увидела их узел и исток,
Ключ к их очарованию и фонтан их восторга,
И в нем узнала того же самого, который ловит наши жизни,
Захватывающего в свою ужасную, безжалостную сеть,
И делает вселенную своим лагерем тюремным,
И создает в своих необъятных и пустых пространствах,
Труд звезд, кружащийся тщетно,
И смерть – концом каждой человеческой дороги,
Горе и боль – зарплатой за труд человека.
Тот, кого ее душа повстречала как Смерть и Ночь,
Сумму всей сладости собрал в свои члены,
И ее сердце ослепил красотою солнц.
Была преобразована грозная форма.
Его тьма и печальная разрушительная сила,
Навек отменяющая и раскрывающая
Мистерию его высоких и яростных дел,
Великолепие тайное поднималось, зрению открываясь,
Туда, где стояла когда-то обширная, невоплощенная Пустота.
Ночь, эта смутная маска, стала прекрасным лицом.
Была убита неясная бесконечность, чей мрак
Вырисовывал из ужасного неведомого,
Темную, бедственную фигуру бога,
Бегство было ошибкой, оружием в руках горя,
И осветилась невежественная пучина, чьи пустые глубины,
Придавали ничтожному ужасающий голос.
Как перед глазом, просыпающимся во сне,
Открылся книги мрачный переплет,
Письмена осветились и были зримы, хранящие
Мыслей пыл золотой, надписанный внутри,
Чудесная форма ответила ее взгляду,
Сладость, которой оправдывала слепую жизни боль;
Вся борьба Природы за нее, была легким призом,
Вселенная и ее агония, пока казались стоящей ценой.
Словно в хоре, чашечка цветка
Воздушная, зримая на мистических волнах,
Лотос экстаза с лепестками света,
Принял форму вибрирующего сердца вещей.
Там больше не было мучений под звездами,
Того зла, принявшего прибежище за маской Природы;
Там больше не было темного притворства ненависти,
Жестокого оскала на искаженном лице Любви.
Ненависть была ужасной хваткой влюбленного в ссоре;
Любовь безжалостная, стремящаяся только обладать,
Сменилась здесь сладостью изначального бога.
Забывая Волю любить, что дало ей рождение,
Страсть чтобы себя замкнуть в единении,
Проглатывает все в одну, единственную самость,
Душу пожирая, чтоб своей собственной сделать,
Страданием и болью уничтожения,
Наказывая нежелание едиными быть,
Рассерженная отказами жизни,
Страстно желая брать, но не зная как давать.
Смерти мрачный капюшон был сброшен с чела Природы;
Там высветился в ней притаившийся смех божества.
Вся милость и слава, и вся божественность,
Были здесь собраны в форме единой;
Все глаза поклоняющиеся смотрели сквозь него из одного лица;
Он нес всех божеств в своих грандиозных руках.
Дух океана обитал внутри;
Нетерпимый и в радости непобедимый,
Поток свободы и трансцендентное блаженство,
В линиях бессмертных красоты вздымался.
В нем четырехсложное Существо несло свою корону,
Что носит мистерию безымянного Имени,
Вселенная, записывающая свой потрясающий смысл,
В неисчерпаемом значении слова.
В нем архитектор видимого мира,
Одновременно художник и искусство своих работ,
Дух, провидец и мыслитель видимых вещей,
Вират, который зажигает походные огни в этих солнцах,
И звезды зажигающий эфир – его владения,
Выразил себя в Материи как в своей речи:
Объекты – его буквы, силы – его слова,
События – множество историй его жизни,
И море и земля – страницы его повести.
Материя – его средства и символ духовный;
И представляет мысль во взмахе ресниц,
В токе крови – создает поток души.
Его бессловесная воля в атоме и глыбе;
Воля, которая действует без чувства и мотива,
Разум, не нуждаясь, чтоб думать и планировать,
Мир неудержимо творит сам себя,
Ибо это тело – является телом Господа,
И в этом сердце становится Вират, Царь Царей.
В нем затемняет его форму Золотого Ребенка,
Который, в Солнцем возглавляемом Просторе баюкает его рождение:
Хираньягарбха, автор мыслей и грез,
Который видит незримое и слушает звуки,
Что никогда не посещают смертных слух,
Исследователь немыслимых реальностей,
Правдивей Истины всей, что мы когда-либо знали,
Он – лидер на внутренних дорогах;
Провидец, он вошел в запретные царства;
Волшебник, со всемогущим жезлом мысли,
Он строит тайные, несотворенные миры.
Вооруженный речью золотой, алмазным оком,
Он – видение и пророчество:
Фантазер, бросающий бесформенное в форму,
Странник, прорубающий незримые пути,
Он носитель скрытого пламени,
Он является голосом Невыразимого,
Он – незримый охотник за светом,
Ангел мистических экстазов.
Завоеватель царств души.
Третий дух стоял позади, их скрытая причина,
Масса Сверхсознания скрытая в свете,
Творец вещей в своем все ведающем сне.
Все выросло из его покоя, подобно тому, как дерево растет;
Он – наше семя и суть, наша глава и основание.
Весь свет – всего лишь вспышка его глаз прикрытых:
Всемудрая Истина – это тайна в его сердце,
Всеведающий Луч, закрыт за веками его:
Он – Мудрость, которая приходит не от мысли,
Его бессловесный покой приносит бессмертное слово.
Он в атоме спит и пылающей звезде,
Он спит в человеке и боге и звере, и камне:
Поскольку он есть там, работу свою Несознание совершает,
Поскольку он там – мир умирать забывает.
Он центр круга Бога,
Он окружность бега Природы.
Он дремлет как Всемогущий в вещах,
Пробудившийся, он Вечный и Всевышний,
Выше было блаженство, размышляющее Бесконечного,
Это Всеведающий и всемогущий отдых,
Это неподвижная тишина абсолютная и одинокая.
Все силы были сплетены здесь в неисчислимое созвучие.
Блаженство, что сотворило мир, в его теле жило,
Любовь и восторг были головою сладостной формы.
Из манящих сетей своей ловушки
Возвращенные, гордые, блаженные члены владели
Всеми курьерами страстно желающего сердца,
Убегающими от опережающего желания жизни.
Любое видение убегало от глаза,
Любое счастье приходило в грезу и транс,
Нектар, пролитый дрожащими руками любви,
Радость чаши Природы, которую не в состоянии удержать,
Наполнили красу его лица,
Ожидали в медовой сладости смеха.
Вещи, скрытые тишиной часов,
Идеи, что не находят выражения на живых губах,
Встреча души, чреватая бесконечностью,
Пришли, чтобы родиться в нем и приняли огонь:
Тайный шепот цветка и звезды,
Свое значение проявил в его бездонном взгляде.
Его уста изогнуты красноречиво подобно розе рассвета;
Его улыбкой, которая с удивлением его ума,
Оставалась в сердце, когда слетала с уст,
Мерцала с сиянием утренней звезды,
Украшая широкое открытие Небес.
Его взгляд был вниманием вечности;
Дух этой сладости и спокойного намерения,
Был мудрым домом довольства и раскрывал
Свет эпох в этом увеселении часов,
Солнце мудрости в роще волшебной.
В огромности оркестра его ума,
Все противоположности исканий, узнавали свое близкое родство,
Богатые в сердце, с изумлением друг друга встречали
В обоюдном чуде своих мириадов нот,
И жили подобно братьям одной семьи,
Которые отыскали свой общий и загадочный дом,
Словно из арфы какого-то экстатического бога,
Там возникает гармония лиричного блаженства,
Стремясь не оставить не одной небесной радости не воспетой,
Такой была жизнь, воплощенная в том Свете.
Он казался обширностью безграничного Света.
Он страстью казался земли беспечальной.
Он казался пыланием солнца шириною в мир.
Двое смотрели друг на друга, Душа видела Душу.
Затем, подобно гимну из светящейся пещеры сердца,
Голос воспарил, чей магический звук мог обратить
Мучительный плач земли, рыдания
Восторга и ее крик – в духовную песню.
«О человеческий образ бессмертного слова,
Как ты узрела за стенами из топаза,
Блестящих сестер божественных врат,
Вызывала их гении, из бдительного сна,
И под аркой откровения принудила
Двери, украшенные покровом мыслей распахнуться,
Разомкнула проспекты духовного зрения,
И научила входам более небесных состояний.
Что несет ключ золотой твоей восхищенной душе?
В тебе тайное зрение человека слепоту миновало,
Открыло этот вид прошлого Времени, путь моей колесницы,
И смерть, мой тоннель, которым еду я сквозь жизнь,
Чтобы достигнуть моих незримых далей блаженства.
Я – поиск стихший ревнивых богов,
Преследующих обширный и мистичный труд мудрости моей,
Уловленный в тысячи встречающихся путей небес.
Я красота раскрытого луча,
Влекущая глубокими путями бесконечной ночи
Непобежденного пилигрима, душу земли
Под факелами вспыхивающих звезд.
Я – Экстаз нерушимый;
Они, которые видели меня, больше не ведают горя.
Глаза, которые живут в ночи, увидят мою форму.
На светлых берегах пенящихся, стальных проливов,
Что протекают под серым, изможденным небом,
Две силы, рожденные из одного, изначального экстаза,
Шагают рядом, но разделены в жизни людей;
Одна – склоняется к земле, другая – стремится к небесам:
Небо, в своих восторженных грезах о земле совершенной,
Земля в своих печальных грезах о совершенных небесах.
Обе, объединиться желая страстно, все же отдельно идут,
Разделенные безучастно своим самомнением,
Они хранимы от своего единства чарующими страхами;
Разлученные мистично милями мыслей,
Их взгляд, пересекает тихие пучины сна.
Или бок о бок разлеглись на моих просторах,
Подобно жениху и невесте волшебно разделенных,
Они пробуждаются к устремлению, но никогда не могут обняться,
Пока кое-как не пересечены трепещущие колебания
Между возлюбленными на их брачном ложе,
Призрак темного меча.
Но когда фантом, с лезвием пламенным уничтоженный пропадает,
То никогда, не смогут время и пространство разделить
Любимого с возлюбленной; Пространство вытянет назад
Свою великую полупрозрачную занавесь, Время будет
Трепетом бесконечного духовного блаженства.
Внимай этому моменту небесной судьбы.
А пока, вы вдвоем должны служить двойственному закону,
Который ныне лишь разведчик проблеска видения,
Который настойчиво пробирается сквозь лес своих мыслей,
Находит тесные мосты богов.
И терпеливо ожидает в хрупких ограничениях формы,
Делая разделение своим восхитительным значением,
Счастливого единства восторженно обогащенных,
Притяжением в пульсирующим меж вами воздухе.
И все же, если ты хочешь покинуть беспокоящий мир,
Не беспокоясь о темном стоне существ внизу,
Ступай внизу на перешеек, перепрыгни поток,
Отвергни свой контракт с трудящейся Силой;
Откажись от уз, что соединяют тебя с родом земным,
Отбрось твою симпатию к смертным сердцам.
Восстань, оправдай твоего духа завоеванное право:
Оставь свои заботы о преходящем дыхании,
Под взглядом холодным безразличных звезд,
Оставь свое тело, взятое в долг, на траве,
Взойди, о душа, в твой дом блаженный.
Здесь, на игровой площадке вечного Ребенка,
Иль ступай в царства мудрых бессмертных,
Броди со своим замечательным другом под небесами,
Духовными, залитые не заходящим солнцем,
Как божества живите, которые не заботятся о мире,
И не разделяют усилия сил Природы:
Они живут в своем само-экстазе поглощенные.
Отбрось двусмысленный миф земного желания,
О бессмертная, восстань для счастья.»
Но Савитри, внимала в своем спокойном сердце,
К гармонии манящего голоса,
Радость, превосходящая земную проливалась,
Блаженство неведомой вечности,
Восторг из некой ожидающей Бесконечности.
Пришла улыбка, играя в ее больших глазах,
Посланницы уверенного счастья,
Как будто первый луч утреннего солнца,
Отражался в ряби пробудившихся лотосных прудов.
«О осаждающий душу человека жизнью и смертью,
Наслаждениями и болью мира, Днем и Ночью,
Искушающий его сердце соблазном далеким небес,
Испытывая его силу прикосновение близким ада,
Я не поднимусь в твой вечно длящейся День,
Так же как избежала твой вечной Ночи.
Мне, которая не повернет с твоего земного Пути,
Верни обратно другого себя, моя природа просит.
Твои пространства не нуждаются в его помощи своей радости;
Земля нуждается в его прекрасном духе, сотворенном тобой,
Чтоб бросить вниз восторг подобно сети золотой.
Земля – героическое поле битвы духа,
Та кузница, где Архимасон творит свои работы,
Твои работы каторжные на земле более велики, Царь,
Чем все славные свободы небес.
Те небеса, когда-то были домом мне родным
Я тоже бродила по рощам изукрашенными звездами,
Ступала по пастбищам солнечно – золотым и лунно – серебристым травам,
И слышала их струящийся подобно арфе смех,
И замирала под ветвями, сочащимися миррой,
Я тоже радовалась в полях света,
В прикосновениях эфирных одеяний ветров,
Я обошла твоей музыки волшебные круги,
Жила в том ритме ярких, праздных мыслей,
Я отбивала ритм гармоний быстрых блаженного пространства,
Танцевала в спонтанных измерениях души,
Великие и легкие танцы богов.
О аромат тропинок твоих детских прогулок,
Любовные воспоминания твоих стоп,
Среди Райских чудо – цветов:
Тяжелее моя поступь, мощней – прикосновение.
Там, где боги и демоны бьются в ночи,
Или борьба на границах Солнца,
Наученные сладостью и страданием жизни,
Нести неровный, напряженный пульс, что бьется
Напротив края некой божественнейшей надежды,
Чтобы отважиться на невозможное, с той острой болью поиска,
Во мне дух бессмертной любви,
Распростер свои руки, чтобы обнять человечество.
Слишком далеки твои небеса по мне, от страдающих людей.
Несовершенна радость, не разделенная всеми.
О, вперед руки простереть, О чтобы окружить и обнять,
Больше сердец, пока любовь в нас не заполнит твой мир!
О жизнь, жизнь под звездами кружащимися!
Ради победы в турнире со смертью,
Ради изгиба тугого и тяжелого лука,
Ради сверкания великолепного меча Бога!
О, ты, чья труба самая звучная,
Не отделяй руки от неиспытанной стали.
Не забирай воина, не нанесшего удара,
Разве здесь нет миллиона сражений, которые нужно вести?
О царь – кузнец, ударь, чтобы труд твой неподвижный начался,
Свари нас воедино, в своей могучей кузнице жизни.
Твоя прекрасно выгнутая, драгоценная рукоять зовется Савитри,
Имя твоего торжествующего лезвия – Сатьяван.
Форму красоты придай, направь нас сквозь мир.
Не разламывай лиру, прежде чем не найдена песня;
Еще не сочинили там бесчисленные песни?
О с тонкою душою музыкант годов,
Сыграй что ты наигрывал на своей флейте, на моих регистрах,
Подними из напряжения свое первое, неистовое недовольство предсказанное,
И открой то, что еще не было воспето.
Я знаю, что могу поднять душу человека к Богу,
Я знаю, что он может принести Бессмертного зарю.
Наша воля трудится, допущенная волей твоей,
И без тебя грохот шторма пуст,
Бесчувственный вихрь – это сила Титана,
И без тебя, сила богов – ловушка.
Не позволяй пучине бессознания поглотить человеческую расу,
Которая пробивается сквозь земное неведение к Свету твоему.
О Громовержец молний души,
Не отдавай твое солнце тьме и смерти,
Достигни своей мудрости скрытого и твердого закона,
И мандата твоего тайного, обширного мира – любви.»
Ее слова затихли, затерявшись в необъятностях мысли,
Которые схватили их на границах их крика,
И скрыли значение свое в далях,
Что к большему стремятся, чем может речь достичь
Из Немыслимого, конца всех вещей,
И невыразимого, от которого приходят все слова.
Затем, с улыбкой августейшей, словно полдень небесный,
Божество чудесного облика молвило:
«Как возвысятся земная природа и природа человека,
К небесным широтам, еще землей ожидаемых?
Небеса и земля друг на друга взирают
Пересекают пучину, что немногие преодолеют, и никто не смеет прикоснуться,
Проникнув сквозь смутный, эфирный туман,
Из которого формируются все существа, что движутся в пространстве,
К тому берегу, который все видят, ни никто никогда не достиг.
Свет небесный иногда посещает земные умы;
В ее небе эти мысли пылают как одинокие звезды;
Там, в ее сердце продолжаются мягкие, небесные искания,
И прекрасные, словно крылья порхающих птиц,
Видения радости, которые она завоевать не может никогда,
Пересекают блекнущее зеркало ее грез.
Семена тусклые света и блаженства несут печальные цветы,
Гармонии слабые, уловленные в еле слышимой песне,
В обморок падают среди разногласия блуждающих голосов,
Пена из беспокойных, светящихся морей, где обитает
Прекрасный и далекий восторг богов,
Экстазы неизвестные, чудесное счастье,
Волнуют ее и проходят, наполовину оформившись в уме и чувстве.
Над своими малыми, конечными шагами она ощущает,
Беспечность уз, иль паузы, миров, что соткали
Странное совершенство запредельного закона и правила,
Вселенную в самости распознанного счастья,
Невыразимый ритм безвременных ударов,
Пульс сердца Единого, состоящий из множества движений,
Магию безграничных гармоний себя,
Порядок свободы бесконечного,
Чудо – пластику Абсолюта.
Там Вся Истина и там блаженство безвременное.
Но ее – только фрагменты отблесков утерянных звезд.
Ее – лишь беспечные визиты богов.
Они являются Светом, который слабеет, Словом, затихающим вскоре,
И ничего из их замыслов не может оставаться надолго на земле.
Там высокие проблески, там нет постоянного видения.
Немногие могут взобраться к неразрушимому солнцу,
Иль жить на краях мистической луны,
И быть каналом к земному уму волшебного луча.
Немного тех героев и полубогов,
Которым близкие, бессмертные голоса говорят,
И действиям которых близок род небесный.
Немного тех молчаний, в которых Истина слышна,
Раскрывающих в своих глубинах высказывания вневременные;
Редки те великолепные мгновения провидцев.
Небесный зов – это редкость, еще реже сердца нуждающиеся в этом;
Двери света запечатаны для обычного ума,
И нужды земные пригвождают к земле человеческую массу,
Лишь в час поднимающий стресса
Люди отвечают прикосновению вещей более великих:
Или же поднятые какой-то сильной рукой, чтобы вдохнуть небесной атмосферы,
Они соскальзывают обратно, к грязи, из которой выбрались;
В грязи, из которой сотворены, закон которой они знают,
Они радуются в безопасности, возвратившись на дружественное основание,
И, хотя иногда в низу, плачет что-то об утерянной славе,
И об убитом величии, они принимают падение свое,
Они полагают, это лучшее — обычным быть человеком,
Чтоб жить, как другие живут – вот их наслаждение.
Для большинства сотворенного по прежнему плану Природы,
И мало чем обязанному высшему плану;
Средний человек – высота их уровня,
Материальный диапазон мыслящего животного,
В долгой, всегда восходящей иерархии,
В совершенной экономике космической жизни,
Каждое творение к своей предназначенной задаче и месту,
Привязано формой своей природы, силой духа своего.
Если это нарушить немного, был бы нарушен
Установленный баланс сотворенных вещей;
Постоянный порядок вселенной
Содрогнулся бы, и брешь зияла бы в сотканной Судьбе.
Если бы не было людей, и всеблистающих богов,
То была бы потеряна тогда соединяющая ступень,
На которой пробуждается дух в витках Материи,
Принимая кружение вокруг срединного Пути,
Тяжелыми усилиями и неторопливыми шагами эпох
Достигая чудесного, яркого окаймления Бога,
В славе Сверхдуши.
Моя воля, мой зов есть в людях и существах;
Но Несознание лежит на серой изнанке мира,
И тянет в свою грудь Ночи, Смерти и Сна.
Заключенному в эту темную и безмолвную пучину,
Сознанию малому оно позволяет бежать,
Но ревнуя свет растущий, тянет обратно,
Ближе к смутным краям своей пещеры,
Словно любящая, невежественная мать, оберегающая свое дитя,
Привязала его к своему переднику бечевками Незнания.
Несознание без ума человеческого не может читать
Мистерию мира, который был создан этим сном:
Человек – это ключ, чтоб отпереть сознания дверь.
Но пока, еще держит его висящим в своем захвате:
Очерчивает эту гигантскую окружность вокруг его мыслей,
Закрывает его сердце от высшего Света.
Свыше пылает высокая и ослепительная граница,
Черный, ослепленный край властвует внизу:
Его ум заперт между двумя утверждениями.
Он сквозь слова и образы Истину ищет,
И размышляя на внешности и грубой поверхности,
Иль погружая осторожно стопы в мелкие моря,
И даже Знание его является Неведением.
Он отделен от собственных глубин внутри;
Он не может взглянуть на лик Неведомого.
Как он увидит глазами Всезнающего?
Как сможет желать Всемогущего силой?
О, так сострадательна, желанная Заря,
Оставь кружащим эпохам неторопливый шаг,
И работе несознательной Воли,
Оставь этому несовершенному свету земную расу:
Все будет сделано долгим действием Времени.
Хотя раса ограничена своим собственным родом,
Душа человека больше чем его судьба:
Выше прибоя и волн Времени и Пространства,
Высвобождаясь из космической общности,
В которой вся жизнь является родством, в радости и в горе,
Освобожденной от вселенского Закона,
Подобный солнцу одинокий и трансцендентальный дух
Может высветить путь свой сквозь ограждающую стену ума,
И одиноко пылать в небе извечном,
Обитатель обширного, бесконечного покоя.
О пламя, отступи в свою светлую самость.
Или же в свою изначальную мощь,
На вершину провидца, над мыслями и миром;
Партнер моей вечности, не воплощенной в часах,
Будь едина с бесконечностью моей силы:
Ибо ты являешься Матерью Мира и этой Невестой.
Из бесплодных стремлений жизни земной,
Из ее слабой, неубедительной грезы,
Вновь открывая крылья, что пересекают бесконечность,
Отправься обратно, в Силу, из которой ты пришла.
К тому, к чему ты можешь поднять твой бесформенный полет,
Твое сердце может подняться от этих неудовлетворенных ударов,
И почувствовать бессмертную и духовную радость,
Души, не утрачивавшей счастья никогда.
Подними упавшее сердце любви, которое трепещет,
Отбрось в бездонную пучину желания.
Освобожденная навеки от форм Природы
Открой то, что желали бесцельные циклы,
Там, сплетенная со всем, твоя жизнь имеет значение,
Здесь – поиск напрасный в форме земной.
Начни вечность твоей смертной формы;
Растай, молниеносная в своем пламени незримом!
Обними Океан, глубоко внутри себя твою волну,
Навеки осчастливь в обнимающем море.
Стань едина со страстью спокойной глубин.
Тогда ты узнаешь Любящего и Любимого,
Оставляя ограничения его и твои.
Прими его в безграничную Савитри,
Сама затеряйся в бесконечном Сатьяване.
О чудо, где ты началось – там и прекратись!»
Но Савитри ответила лучезарному Богу:
«Блаженством одиноким ты тщетно прельщаешь,
Два духа спасенные из страдающего мира;
Моя душа и его, связаны неразрывно,
В той единственной задаче, ради которой наши жизни были рождены,
Чтоб к Богу мир поднять в бессмертном Свете,
Чтоб вниз Бога принести, на землю мы пришли,
Чтоб изменить земную жизнь к божественной жизни,
Я сохраняю свою волю мир спасти и человека;
Даже очарование твоего манящего голоса,
О Божество полное блаженства, не в состоянии уловить и объять.
Я землю не приношу в жертву более счастливым мирам.
Потому что там замерло все на обширной идее Вечного,
И его воле динамичной в людях и вещах,
Только так могла начаться огромная сцена.
Откуда пришла эта бесплодная пустыня звезд,
Это могучее и бесполезное кружение солнц?
Кто сотворил душе жизнь тщетную во Времени,
Посадил намерение и надежду в сердце,
Поставил огромную и бессмысленную задачу,
Иль запланировал ее усилия на протяжении миллионов эпох?
Какая сила осудила на рождение и смерть и слезы,
Эти сознательные творения, ползущие по земле?
Если бы земле взглянуть вверх, к свету небес,
И услышать ответ на свой крик одинокий,
Их встреча не напрасна, и не ловушка – прикосновение небес.
Если ты и я истинны, то истинный весь мир;
Хотя ты скрываешь себя за своими трудами,
Быть – это не бессмысленный парадокс;
Поскольку бог скрывается внутри ее груди, она должна открыть.
Я тебя требую, ради мира, который ты сотворил.
Если человек живет, ограниченный своей человечностью,
Если прикован навеки он к боли своей,
Позволь более великому существу восстать из человека,
Пусть сверхчеловек соединиться с Вечным,
И Бессмертный сияет сквозь формы земные.
Иначе было напрасным творение и этот величественный мир,
Ничто, что кажется существующим в мгновениях Времени.
Но я увидела сквозь эту бесчувственную маску;
Я ощутила тайный дух, что движется в вещах,
Несущий тело растущего Бога:
Он смотрит сквозь покрывающие формы на истину лишенную вуали;
Он обратно откидывает занавесь богов;
Он взбирается по направлению к собственной вечности. »
Но бог сердцу женщины ответил:
«О сила живущая воплощенного Слова,
Все то, что пригрезилось Духу, ты можешь сделать:
Ты – сила, которой я творю миры,
Ты – моя сила и воля, и голос.
Но знание тоже твое, план мира ты знаешь,
И неторопливый процесс хода Времени.
В горячем движении твоего пламенного сердца,
В страсти своей освободить человека и землю,
Негодующая на Времени помехи,
И на медленные шаги ленивой эволюции,
Дух не веди в невежественный мир,
Чтобы так поспешно отважиться на авантюру Света,
Расталкивая ограниченного и дремлющего бога в человеке,
Проснувшегося, среди невыразимых безмолвий,
В бескрайние просторы неведомого и незримого,
Пересекая последние пределы ограничивающего Ума,
И Сверхсознания опасную границу,
В риск Бесконечного.
Но если ты не желаешь ждать Времени и Бога,
Делай тогда свою работу и заставь своей волей Судьбу.
Как я забрал от тебя мое бремя ночи,
И взял из тебя моих сумерек сомнения и грезы,
Так ныне забираю я мой Свет совершенного Дня.
Это царства мои символические, но не здесь
Возможно сделать выбор великий, который определяет судьбу,
Иль произнести санкцию всевышнего Голоса.
Поднимись по лестнице более великих миров,
К бесконечности, где никакой мир не может пребывать.
Но не в обширной атмосфере, где более величественная Жизнь
Возносит свою мистерию и чудо,
И не на светящихся вершинах высшего Разума,
Или во владении, где дух тонкой Материи,
Скрывается в своем свете мерцающих тайн,
Там может быть услышана твердая команда Вечного,
Что соединяет главу предназначения с основанием.
То лишь соединяющие звенья;
Взгляд порождающие, им не принадлежит,
Ни исполняющее действие или последняя опора,
Что вечно несет космическую громаду.
Двое – являются Силами, что держат окончания Времени;
Дух предвидит, материя разворачивает эту мысль,
Бессловесный исполнитель указаний Бога,
Не упускающая ни йоты, ни точки,
Агент, не задающий вопросов, не сознающая, абсолютная,
Развивая неотвратимо порученное содержание,
Стремление его силы во Времени и Пространстве,
В одушевленных существах и неодушевленных вещах;
Неизменно исполняет порученную задачу,
Не отменяет ни капли из сделанных вещей;
Не отклоняясь от пророческой команды,
Не изменяет Незримого шаги.
Если ты в самом деле должна освободить человека и землю,
На духовных высотах посмотри вниз, на жизнь,
Открой Истину Бога и человека и мира;
Затем свою задачу делай, все зная и все видя.
Взойди, О душа в свою безвременную самость;
Выбери поворот своего предназначения и время своей волей проштампуй.»
Он закончил и на слабеющем звуке
Шла вперед сила, что потрясает основание сфер,
И освободила столбы, которые держали палатку формы:
Избавленные от хватки видения и от складок мысли,
Поглощенные ее чувством, подобно исчезающим сценам,
В громадном театре Космоса,
Эти небесные миры таяли в свете духовном.
Было движение повсюду, слово, крик,
Безначальное в своем обширном открытии,
Лишенное мгновения в этом немыслимом возвращении:
Она слышала вечную Мысль, в хоре спокойных морей,
Невыразимо ритмизирующая себя повсюду,
В орбитах беспространственных и на безвременных дорогах.
Она жила исполненная в невыразимом мире.
Энергия триединого Бесконечного,
Она пребывала в Реальности лишенной определений,
Восторг, сила, бытие,
Полнота, соединенная в мириадах движений,
Единство девственное, супружество светлое,
Вмещая множественные объятия,
Чтобы все обвенчать в необъятном божественном восторге,
Несущая вечность каждого духа,
Несущая ношу вселенской любви,
Мать замечательная неисчислимых душ.
Она все вещи знала, все вещи воображенные или желанные:
Ее слух был открыт идеальному звуку,
Условность формы не ограничивала ее взгляд,
Ее сердце было тысячью дверей единства.
Тайник и святилище размышляющего света,
Появился, последнее прибежище запредельных вещей.
Затем, в этих кругах замер громадный указ,
Молчание обратно отдавало Неведомому
Все, что было дано. Еще оставалась внимающая мысль.
Форма вещей в ее душе прекратилась.
Незримоe, что сейчас совершенное божество.
Вокруг нее обитал некий потрясающий дух,
Мистическое пламя вокруг жемчуга плавящегося,
И в фантоме отмененного Пространства
Был голос неслышимый слуху, что выкрикнул:
«Выбирай дух, твой высший выбор не будет снова предоставлен;
Ибо сейчас, из моего наивысшего существа смотрит на тебя
Безымянный, бесформенный покой, где все вещи покоятся.
В счастливом, обширном и возвышенном прекращении узнай, —
Огромное уничтожение в вечности,
Точка, что в бесконечности исчезает, —
Пламя, угасающего счастье,
Последнее погружение в волны безбрежного моря,
Конец страданий твоих блуждающих мыслей,
Завершение странствий твоей души – пилигрима.
Прими, О музыка, усталость своих нот,
О ручей, широко разбивающий русло своих берегов.»
Мгновения падали в вечность.
Но кто-то страстно желал в неведомой груди,
И сердце женщины тихо ответило:
«Твой покой, О Господь, хранить благое внутри,
Среди этого грохота и разрушения безумного Времени,
Ради великолепной души человека на земле.
Твою тишину, которую твои руки радости несут.»
Безграничный, подобно океану вокруг одинокого остова,
Вечный крик второй раз вознесся:
«Впереди широко распахнуты врата невыразимого.
Мой дух склоняется вниз, чтоб разорвать узел земли,
Влюбленный в единство без мысли иль знака,
Чтобы обрушить стену и ограду, чтоб обнажить небеса,
Смотреть огромными глазами бесконечности,
Расплести звезды и уйти в тишину.»
В огромной паузе, разрушающей мир
Она слышала, как миллион созданий кричали ей.
Сквозь огромную тишину ее мыслей
Безмерная природа женщины сказала:
«Твое единство, Господь, во многих сердцах приближающихся,
Моя сладостная бесконечность – из твоих неисчислимых душ.»
Мощно отступая, подобно морю в отливе,
В третий раз вознесся великий, предостерегающий зов:
«Я простираю повсюду прибежище моих крыльев.
Из этих непередаваемых глубин,
Моя сила смотрит вперед могущественнейшего великолепия, успокоенная
В величии сна, отступившая
Ввысь, над ужасными вихрями мира.»
Рыдания существ было ответом этому голосу,
И сердце женщины ответило страстно:
«Твоя энергия, Господь – чтобы схватить мужчину и женщину,
Взять все существа и творения в их горе
И собрать их в материнские руки.»
Торжественный и отдаленный, подобно лире серафима,
Последний, величественный раз, предостерегающий звук был услышан:
«Я открываю широкий глаз одиночества,
Чтоб раскрыть безмолвный восторг моего блаженства,
Где он лежит в изысканной и чистой тишине,
Неподвижно в своей дреме экстаза,
Отдыхая от сладкого безумия танца,
От ритма, которым пульс сердца порожден.»
Разрывая Тишину зовом и криком,
Гимн восхищения неустанно поднимался,
Ритм музыкальный окрыленных, соединившихся душ,
После всего, женщина со страстным желанием ответила:
«Твои объятия, которые разрывают эти живые узлы из боли,
Твою радость, О Господь, в которой все создания дышат,
Твою магию струящихся вод глубокой любви,
Твою сладость, дай мне для земли и человека.»
Затем, после молчания, спокойный, блаженства полный крик
Раздался, подобно восставшему из Бесконечности,
Когда первые шепоты странного восторга,
Представляли в своей глубокой радости искать,
Той страсти, открывать и касаться,
Влюбленного смеха, который рифмует поющие миры:
«О прекрасное тело воплощенного Слова,
Твои мысли – мои, Я твоим голосом говорил.
Моя воля является твоей, я выбираю то, что ты избрала:
Все, что просила ты, я даю земле и человеку.
Все будет записано в книгу судьбы
Моим доверителем мысли, плана и действия,
Исполнителем моей воли, Временем вечным.
Но так как ты отказала моему Покою, лишенному изъяна,
И повернулась от моего необусловленного мира, в котором исключен
Облик Пространства и форма Времени потеряна,
И от счастливого угасания твоей отдельной сути,
В моей одинокой, никем не разделенной вечности, —
Ибо нет для Тебя безымянного, безмолвного Ничто,
Аннигиляции твоей живой души,
И этого конца надежды, мысли, жизни и любви,
В пустом Неведомом неизмеримом,
Я возлагаю свои руки на твою душу огня,
Я возлагаю свои руки на твое сердце любви,
Я присоединяю тебя к моей силе работы во Времени.
Поскольку ты повиновалась моей вечной воле,
Поскольку ты избрала участь земной борьбы и рока,
И склонилась в сочувствии над людьми скованными землей,
И решила помочь, и стремилась спасти,
Я страстью твоего сердца привязываю сердце твое ко мне,
Я возлагаю мое великолепное ярмо на твою душу.
Теперь я желаю творить в тебе свои чудесные труды.
Я желаю связать твою природу моими канатами силы,
Покорить моему восторгу члены твоего духа,
И сделать тебя живым узлом всего моего блаженства,
И построить в тебе мой величавый дом хрустальный.
Твои дни будут моей рукоятью силы и света,
Твои ночи – моими звездными мистериями радости,
И все мои облака лягут запутавшись в твоих волосах,
И все мои весны обвенчаются в твоем рту.
О Солнце – Слово, ты душу земную к Свету вознесешь,
Вниз Бога принесешь, в жизни людей;
Земля будет моим рабочим кабинетом и домом моим,
Моим садом жизни, чтоб посадить семя божества.
Когда вся твоя работа будет сделана в человеческом времени,
Ум земли будет домом из света,
Земная жизнь – деревом, растущим к небесам,
Тело земли – священной пирамидой Бога.
Очнувшиеся от невежества смертного,
Люди будут светиться лучами Вечного,
И славой моего солнечного восхода в своих мыслях,
И ощущать в своих сердцах сладость моей любви,
И в делах своих — моей Силы чудесный порыв.
Воля моя будет значением твоих дней;
Живя ради меня, мною, во мне они будут жить.
В сердце мистерии моего творения,
Я воплощу драму твоей души,
Напишу долгий роман Тебя и Меня.
Я буду преследовать тебя сквозь века;
Любовь будет преследовать тебя во всем мире,
Обнажившаяся от защитной вуали неведения,
И без укрытия от моих лучистых богов.
Не будет формы закрывающей тебя от моего божественного желания,
Нигде ты не избежишь моих живых глаз.
В наготе своей раскрытой самости,
В голой тождественности со всем, что есть,
Без одежд твоей покрывающей человечности,
Отторгнувшая густую вуаль человеческой мысли,
Ставшей единой с каждым умом и телом, и сердцем,
Сделавшись единой с Природой всей, с Самостью и Богом,
Соединяющей в своей одинокой душе мой мистический мир,
Я буду обладать в тебе моей вселенной,
В тебе я найду всю эту Вселенную.
Ты будешь все вещи нести, чтобы все вещи могли измениться,
Ты все наполнишь моим великолепием и моим блаженством,
Ты соприкоснешься со всем своей преобразованной душой.
Атакованная свыше моими бесконечностями,
И внизу трепеща в необъятностях,
Преследуемая мною через пространства ума лишенные стен,
Пловец в океане волн моей жизни,
Затерянная меж двумя вздымающими морями,
Моих внешних страданий и внутренних сладостей,
Находя мою радость в моих противостоящих мистериях,
Ты будешь отвечать мне из каждого нерва.
Видение будет склонять твое направляющее дыхание,
Твое сердце направит тебя в кругу трудов,
Твой ум погонит тебя сквозь огни мыслей,
Чтобы встретить меня в безднах и на высотах,
Чтобы почувствовать меня в буре и покое,
И любить меня в благородном и низком,
В прекрасных вещах и ужасном желании.
Страдания ада будут тебе моим поцелуем,
Цветы рая склонят тебя моим прикосновением.
Мои жесточайшие маски будут нести мое притяжение.
Музыка отыщет тебя в голосе мечей,
Красота – будет преследовать тебя в самом сердце огня.
Ты узнаешь меня в кружении сфер,
И пересечешься со мной в атомном вихре.
Кружащие силы моей вселенной
Будут кричать тебе призывы из моего имени.
Восторг вниз капелью прольется из моей нектарной луны,
Мой аромат тебя уловит в ловушку жасмина,
Мой глаз посмотрит на тебя из солнца.
Зеркало Природы сотворит тайный дух,
Ты будешь отражать мое скрытое сердце радости,
Ты будешь пить внизу мою радость аналои,
В моей чистой, лотосной чаше наполненной звездами до краев.
Мои ужасные руки, положенные на грудь твою принудят
Твое существо купаться в потоках жесточайших страстей.
Ты откроешь единственную и дрожащую ноту,
И заплачешь, арфа мелодий моих,
И покатишься, моя пенящаяся волна в морях любви.
Даже хватка моих бедствий будет тебе
Испытанием восторга противоположной формы:
В самой боли тебе будет улыбаться мой тайный лик:
Ты будешь нести мою безжалостную красоту неограниченной,
Среди нетерпимых несправедливостей мира,
Попранная неистовыми злодеяниями Времени,
Выкрикнешь экстазу прикосновению моего восторга.
Все существа будут моими посланниками в твою жизнь;
Влекомая ко мне на груди друга твоего,
Вынужденная встретить меня в глазах своего врага,
Мои творения будут требовать меня от сердца твоего.
Ты не уклонишься ни от одной братской души.
Ты будешь привлечена беспомощно ко всем.
Видя тебя, будут чувствовать мои руки радости,
В печали страданий почувствуют шаги мирового восторга,
Их жизнь переживет этот волнующий шок,
В этой жажде взаимной двух противоположностей.
Сердца, тронутые твоей любовью ответят зову моему,
Откроют древнюю музыку сфер,
В откровенных интонациях твоего голоса
И ближе притянутся ко мне, потому что ты есть:
Влюбленные в очарование духа твоего,
Они мое тело будут обнимать в твоей душе,
Услышат в твоей жизни красоту моего смеха,
Узнают трепет блаженства, в котором я миры сотворил.
Все, что ты имеешь, будет для блаженства других,
Все, что имеешь ты, будет принадлежать моим рукам
Я желаю лить восторг из тебя как из кувшина,
Я желаю кружить тебя по дорогам, как свою колесницу,
Я желаю использовать как свой меч и свою лиру,
Я желаю играть на тебе своими менестрелями мысли.
И когда ты будешь вибрировать экстазом со всем,
Я не избавлю тебя от моих живых огней,
Но делая тебя каналом для моей безвременной силы.
Мое присутствие скрытое вело тебя не ведающую сюда,
От твоего начала в безмолвной груди земли,
Сквозь жизнь и боль и время и желание и смерть,
Сквозь внешние потрясения и внутренние тиши,
Вдоль мистичных путей Пространства и Времени,
К переживанию, которое скрывает вся Природа.
Кто преследует и ловит меня, становятся пленниками моими:
Это ты будешь впредь узнавать от ударов своего сердца.
Любимая навеки, О прекрасная рабыня Бога!
О лассо моего восторга, расширяющаяся петля,
Стань струной моей вселенской любви.
Дух, уловленный твоей силой ради восторга,
Бездонного и сладостного единства творения,
Принужденного обнять мой мириад единств,
И все мои бесконечные формы и божественные души.
О Ум, наполнись вечным покоем;
О Слово, выкрикни бессмертный гимн:
Построена башня золотая, родилось пламя – дитя.
«Низойди к жизни с ним, с которым желало быть твое сердце.
О Сатьяван, О лучезарная Савитри,
Я тебя вперед посылаю, под старые звезды,
Силу двойственную Бога в невежественном мире,
В ограниченное творение, закрытое от самости безграничной,
Несущую вниз Бога бесчувственной земле,
Земные существа поднимая к бессмертию.
В мире моего знания и моего неведения,
Где Бог невидим, и слышится лишь Имя,
И знание схвачено в капкане ограничений ума,
И словлена жизнь в неводе желания,
И Материя скрывает душу от своего собственного взора,
Вы – моя Сила, работающая, чтобы поднять земную судьбу,
Моя самость, что подвигает огромный наклон
Меж крайностями духа ночи и дня.
Он – это душа моя, что поднимается из незнающей Ночи,
Через жизнь и ум и Простор сверхприроды,
К высшему свету Безвременья,
И мою вечность скрытую в движущемся Времени,
И мою безграничность вырезанную изгибом Пространства.
Взбирается к величию, оставленному позади,
И к красоте и радости, из которых пали,
К близости и сладости всех божественных вещей,
В жизнь беспредельную и к свету без границ
Вкусить глубин Невыразимого блаженства,
Коснуться бессмертного и бесконечного.
Он – душа моя, что наощупь выходит из зверя
Чтобы достигнуть человеческих высот лучезарной мысли
И соседства возвышенной Истины.
Он – божество, растущее в человеческих жизнях,
И в формах тел земных существ:
Он – душа человека, взбирающаяся к Богу
В волне природы из человеческого неведения.
О Савитри – ты Сила моего духа,
Проявляющая голос моего бессмертного Слова,
Лицо Истины на дорогах Времени,
Указывающее душам людей пути к Богу.
Пока неясный свет из завуалированных вершин Духа
Падает на совершенно бессознательный сон Материи,
Как будто бледный лунный луч на плотной глади,
И Ум в полусвете движется среди полуправд,
И человеческое сердце знает лишь человеческую любовь,
И жизнь – запинающаяся, несовершенная сила,
Тело высчитывает свои непрочные дни,
Ты должна быть рожденной в ненадежных, человеческих днях,
В формах, которые скрывают божественность души,
И являют сквозь покровы сомневающегося воздуха земли,
Мою славу, пробивающуюся будто солнце сквозь тучи,
Или пылая словно редкий, внутренний огонь,
Или моим безымянным дыханием наполнить жизни людей.
Они еще посмотрят вверх как на вершины Бога,
И Бога почувствуют как окружающий воздух
И в Боге отдохнут как в неподвижном основании.
Еще там будет освещен сиянием подобно полумесяцем лунным
Великолепием Духа в бледных небесах,
И осветит человеческую жизнь на его дороге направленной к Богу.
Но там есть большее, что скрыто в Запредельном Бога,
То, что однажды проявит свой скрытый лик.
Теперь ум – это все, и его неуверенный луч,
Ум – это лидер тела и жизни,
Ум – колесница души ведомая мыслью,
Несущая лучезарного странника в ночи,
К просторам далекой, неуверенной зари,
К концу бездонного желания Духа,
К его мечте об истине абсолютной и совершенном блаженстве.
Там есть более великие предназначения для ума, которые он не может даже предположить,
Застывшие на вершине эволюционного Пути,
Странник ныне ступает в Неведении,
Не осознавая свой следующий шаг, не зная своей цели.
Ум – это не весь его подъем неустанный, который он может достигнуть,
Там, на вершине мира есть огонь,
Там дом есть Вечного света,
Там есть бесконечная истина, абсолютная сила.
Могущество Духа сбросит свою маску;
Это величие, формирующее курс мира, будет ощутимо,
Оно будет зримо в своем собственном свете, лишенное покрова,
Звезда, восходящая из ночи Несознания,
Солнце, взбирающееся к вершине Сверхприроды.
Оставляя сомнительный, срединный Путь,
Немногие заметят чудесный Источник,
И кто-то ощутит в себе тайную Силу,
И они обернутся, чтобы встретить безымянную поступь,
Искатели приключений в более могущественном Дне.
Восходя из ограничивающего кругозора ума,
Они откроют огромный замысел мира,
И в Истину шагнут, Справедливость и Простор.
Ты им откроешь спрятанные вечности,
До сих пор не проявленное дыхание бесконечностей,
Некий восторг блаженства, что мир сотворил,
Порыв некий силы всемогущего Бога,
Какой-то луч всезнающей Мистерии.
Но когда час Божественного подступит ближе,
Могучая Мать примет рождение во Времени.
И Бог родится в человеческой глине,
В формах, подготовленными твоими человеческими жизнями.
Тогда Всевышняя Истина будет людям дана:
Есть бытие за пределами существования ума,
Неизмеримый брошен в множество форм,
Чудо многочисленного Единого,
Есть сознание, которого ум не может коснуться,
Его речь не может быть сказана, а мысль – проявиться.
Нет дома у него на земле, ни центра в человеке,
И все же – это источник всех вещей – задуманных и сделанных,
Фонтан творения и его работ,
Исток всей истины здесь,
Солнечная орбита ума фрагментарных лучей,
Бесконечности небеса, что проливают дождь Бога,
Та Необъятность, которая взывает к человеку, чтобы расширить Дух,
Обширная Цель, которая оправдывает ограниченные попытки,
Канал для того малого, что он вкусил от блаженства.
Немногие будут сделаны вместилищем славы
И проводниками лучезарной силы Вечного.
Есть высокие предвестники, начальники Времени,
Великие освободители ума землей ограниченного,
Возвышенные преобразователи человеческой глины,
Первенцы новой, сверхчеловеческой расы.
Воплощенная, двойственная Сила, откроет дверь Богу,
Вечный сверхразум коснется Времени земного.
Сверхчеловек пробудится в смертном человеке,
И проявит скрытого полубога,
Иль вырастет в Божественный свет и Божественную силу,
Обнаружив тайное божество в этой пещере.
Тогда к земле прикоснется Всевышний,
Его яркая, открытая Трансцендентность осветит
Сердце и ум, и жизнь и силу и действие,
Чтоб объяснить свою невыразимую мистерию
В небесном алфавите Божественных знаков.
Его в кольцо заключит живой, космический дух,
Аннулируя закон смерти и боли,
Стирая формулы Невежества,
Значением глубоким красоты и скрытым смыслом жизни,
Существо, готовое для бессмертия,
Его внимание, пересекающее мистические волны бесконечности,
Обратно Природе приносит ее раннюю радость – жить,
Размеренные удары сердца утраченного восторга,
Крик позабытого экстаза,
Танец первого Блаженства создающего мир.
Имманентный будет свидетельствующим Богом
Наблюдающим, на своем многолепестковом лотосе – троне,
Его бездействующее существо и его безмолвное могущество,
Управляющее земной природой вечным законом,
Мыслитель, пробуждающий мир Несознания,
Центр неподвижный бесконечностей многих,
В своем тысяче-колонном храме у моря Времени.
Тогда воплощенное существо будет жить как тот,
Кто является мыслью, волей Божественного,
Маска иль одеяние его божественности,
Инструмент и партнер его Силы,
Точка иль линия, проведенная в бесконечности,
Манифест Нетленного.
Сверхразум будет источником его природы,
Прикосновение Вечного сформирует его мысли и дела,
Прикосновение Вечного будет его светом и гидом.
Все тогда переменится, наступит магический порядок,
Превосходящий эту механистическую вселенную.
Более могущественная раса населит мир смертного.
На лучезарных вершинах Природы, на основании Духа,
Сверхчеловек будет править как жизни король,
Сделает земли почти товарищем и сравняется с небесами,
И поведет по направлению к Богу, истине невежественное сердце человека,
И его смертность поднимет к божеству.
Сила освободится от ограничений обстоятельств,
Эти высоты пробьются за пределы досягаемости голодной смерти,
Вершины жизни вспыхнут мыслями Бессмертного,
Свет нарушит тьму этого основания.
Тогда, в процессе эволюционирующего Времени
Все будет приведено к единому плану,
Божественная гармония будем законом земным,
Радость и красота сформируют вновь ее путь в жизни:
Даже тело будет помнить Бога,
Природа будет избавлена от смертности,
И огни Духа будут вести слепую силу земли;
Знание будет привнесено в претенциозную Мысль,
Высокую близость к Истине и Богу.
Сверхразум будет требовать мир ради Света
И вибрировать с любовью Бога влюбленное сердце,
И корону Света возложит на поднятую голову Природы,
И установит правление Света на ее непоколебимой основе.
Истина более высокая, чем земная станет сводом земли,
И прольет свой солнечный свет на дороги ума;
Непогрешимая Сила будет мысли вести,
Могущество видящее будет жизнью править,
В земных сердцах воспламенит Бессмертного огонь.
Душа пробудится в том доме Несознания;
Ум станет вместилищем божественного видения.
Вся земля станет домом проявления Духа,
Не скрытого более телом и жизнью,
Не скрытого более умом неведения;
Непогрешимая рука будет формировать действие и случай.
Глаза Духа будут смотреть через глаза Природы,
Сила Духа завладеет силой Природы.
Этот мир станет зримым садом домашним Бога,
Человек позабудет согласие на смертность,
И свое невоплощенное, хрупкое непостоянство.
Эта вселенная распечатает свое значение оккультное,
Процесс Творения сменит древний фасад,
Иерархия невежественной эволюции
Освободит закованную Мудрость под этим основанием.
Дух будет хозяином своего мира,
Более не таясь во мраке формы,
И Природа изменит правила своих действий,
Мир внешний уберет с Истины свою вуаль;
Все вещи проявят скрытого Бога,
Все откроют мощь и свет Духа,
И двинутся к предназначению своему и счастью.
И даже если враждебная сила цепляется за свое правление,
И провозглашает свое право вечного суверенитета,
И человек отвергает свой высокий, духовный удел,
Все равно, тайная Истина в вещах одолеет.
Ибо в марше все осуществляющего Времени,
Час должен настать воли Трансцендентной:
Все обернется и пойдет по направлению к своей предназначенной цели,
В застывшем, неизменном курсе Природы,
Провозглашенном от начала миров,
В глубокой эссенции сотворенных вещей:
Придет именно туда, как высокий венец всего,
Конец Смерти, Невежества смерть.
Но сначала высокая Истина должна поставить свои стопы на землю,
И человек устремиться к свету Вечного,
И все его члены должны ощутить прикосновение Духа,
И вся его жизнь – подчиниться внутренней Силе.
И это тоже будет; ибо придет новая жизнь,
Тело Сверхсознательной истины,
Родное поле могуществ Сверхсознания:
Сделает почву земного незнания колонией Истины,
Даже Неведение она сделает прозрачным одеянием,
Сквозь которое будут сиять блестящие контуры Истины,
И Истина будет Солнцем во главе Природы,
И Истина станет поводырем шагов Природы,
И Истина будет прозревать из ее нижних глубин.
Когда сверхчеловек родится как царь Природы,
Его присутствие преобразит Материи мир:
Он разожжет Истины огонь в ночи Природы,
Он возложит на землю Истины более великий закон;
Человек тоже обернется по направлению к зову Духа.
Пробудившись к своим скрытым возможностям,
Пробудившись ко всему, что спит в его сердце,
И ко всему, что Природа намеревалась сделать, когда была сформирована земля,
И Дух сделал этот невежественный мир своим домом,
Он устремится к Истине и Богу и Блаженству.
Интерпретатор божественного закона,
И инструмент всевышнего замысла,
Более высокое добро склонится, чтобы поднять человека.
Человек пожелает взобраться к своим высотам.
Истина свыше пробудит низшую истину,
Даже инертная земля станет сознающей силой.
Вершины Духа и основание Природы сблизятся
Тайной своей истины разделенной,
И друг друга узнают как одно божество.
Дух будет смотреть из взгляда Материи,
И Материя проявит лик Духа.
Тогда сверхчеловек и человек будут едины,
И вся земля станет жизнью единой.
Даже толпа услышит Голос
И обернется, чтобы общаться с Духом внутри,
И стараться подчиняться высокому, духовному закону:
Эта земля придет в движение с возвышенными импульсами,
Человечество пробудится к своей глубочайшей сути,
И распознает природу скрытого божества.
И многие даже ответят,
И понесут великолепие порыва Божества,
И его стремительный удар в незримые двери.
Небесная страсть вознесет человеческие жизни,
Их ум разделит несказанный проблеск,
Их сердце почувствует экстаз и огонь,
Земные тела осознают душу;
Рабы смертности освободятся от своих оков,
Простые люди вырастут в духовных существ,
И пробудившись увидят безмолвное божество.
Лучи интуиции прикоснутся к вершинам природы,
Откровение шевельнется в глубинах природы,
Истина будет лидером их жизней,
Истина будет диктовать им мысли, речи и дела,
Они почувствуют себя поднятыми ближе к небесам,
И лишь немногим ниже чем боги.
Ибо знание будет литься вниз в лучащемся потоке,
И даже затемненный ум завибрирует с новой жизнью,
И загорится и запылает огонь Идеала,
И повернется, чтобы убежать из невежества смертного.
Границы Неведения отступят,
Все больше и больше душ вступят в свет,
Умы засветятся вдохновленные, услышав оккультного вестника,
И жизни вспыхнут внезапным внутренним огнем,
И влюбятся сердца в божественный восторг,
И человеческие воли настроятся под божественную волю,
Эти отдельные самости почувствуют Единство Духа,
Эти чувства, станут способны испытывать небесные ощущения,
Нервы и плоть – странную, эфирную радость,
Смертные тела – способны на бессмертие.
Божественная сила будет струиться сквозь ткани и клетки,.
И примут заботы дыхания, речи и действия,
Все мысли будут сиянием солнца,
И каждое чувство – трепетом небесным.
Часто блестящие внутренние рассветы будут наступать.
Освещая палаты дремлющего ума;
Внезапное блаженство пробежит по каждому члену,
И природа наполнится более могучим Присутствием.
Так земля откроется божественному,
И обычные природы почувствуют обширный подъем,
Освещая обычные действия Духовным лучом
И встретят божество в обычных вещах.
Природа будет жить, чтоб тайну Бога проявить,
Дух примется за человеческую пьесу,
Земная жизнь станет божественной жизнью.»
Мерило той музыки тонкой закончилось.
Вниз, со спешащими, всплывающими по течению спуска,
Через незримые миры и пространства бездонные, принужденная,
Погружалась подобно звезде, душа Савитри.
Среди смеха лир неземных,
Она слышала вокруг крики голосов безымянных,
Торжествующих, бесчисленных звуков.
Хор порывистых ветров пришел чтобы встретить ее.
Она несла бесконечности ношу
И ощущала движение всего эфирного пространства.
Преследующий ее в падении, неумолимо сладостный,
Лик был над ней, что был символом юности,
Всей красоты, которую глаза не могут видеть,
Увенчанный павлиньими перьями великолепных оттенков,
Обрамленный сапфирами, чья улыбка волнующая сердце
С жадностью привлекала к восторгу,
Сладострастно в объятия ее души.
Изменившись в своей форме, но по прежнему восторженный,
Стал тьмой женщины и красотой,
Подобно лунной ночи с плывущими облаками и драгоценностями звезд,
Затемненной славой и бездной штормовой,
Бушующей волей и жестокостью в любви.
Глаза, в которые слепая экстатическая жизнь Природы
Впрыгнула из какого-то страстного содержания духа,
Пославшего ее с миссией в кружащийся танец земли.
Среди безрассудного восторга ее падения,
Замершего, подобно птице в довольных детских руках,
Во влюбленных объятиях дух ее стремился
Не допустить освобождения пока Время не подошло к концу,
И, как плод таинственной радости,
Она внутри хранила, своей душою крепко обнимая,
Как цветок, спрятанный в сердце весны,
Душу Сатьявана, несомую ею вниз,
Непреодолимо в том могучем падении.
Незримые небеса в наполняющем полете
Паря ее миновали в ее падении. Затем все слепое
И близкое притяжение земли подчинило
Ужасные скорости летящего вниз блаженства.
Потерянная в головокружительной протяженности этой скорости,
Кружась, опускаясь, превзойденная она исчезала,
Подобно листу падала кружась, с дерева небесного,
В широкое Несознание, как в омут;
Гостеприимная мягкость несла ее
В удивительное чудо глубин,
Над нею сомкнулась тьма великих крыльев,
И она укрылась в материнской груди.
Тогда из безвременного плана, который наблюдает Время,
Дух пристально смотрел на судьбу,
В своем бесконечном мгновении видел, как проходят эпохи.
Все замерло в божественной тишине.
Пророческий миг покрыл безграничное Пространство,
И брошено в сердце торопливого Времени,
Алмазный свет покоя Вечного,
Багровое семя счастья Бога;
Сияние взгляда упавшего из неумирающей Любви.
Чудесный лик, выглядывающий из бессмертных глаз;
Была видна рука убирающая златые засовы,
Что охраняют нетленные тайны.
Ключ повернулся в мистическом замке Времени.
Но когда тишина богов миновала,
Более величественная гармония из неподвижности родилась,
Удивленная радостью и сладостью тоскующих сердец,
Экстазом, смехом и плачем.
Сила склонилась вниз, счастье свой дом обнаружило.
Над широкой землей медитировало бесконечное блаженство.
Конец Книги Одиннадцатой.