Исчезли там границы трудящейся Силы.
Но бытие и творчество не прекратились там.
Ибо Мысль превосходит орбиты смертного ума,
Она нечто большее, чем земной инструмент:
Божество, втиснутое в узкое пространство ума,
Вырывается во всех направлениях, где есть некий простор,
Что служит проходом в бесконечность.
Оно вечно движется в поле духа,
Бегущее за отдаленным светом духовным,
Дитя и слуга духовной силы.
Но ум так же отступает от безымянной вершины.
Его сущность простирается за пределы взора Мысли.
Ибо дух не сотворен и вечен
И не размышлением родилось его величие,
И не размышлением может прийти его знание.
Это знает себя и в себе живет,
И движется без мысли или некой формы.
Эти стопы установлены на конечных вещах,
И эти крылья могут осмелиться пересечь Бесконечное.
Его взору предстало дивное пространство,
Великих и удивительных встреч, призывающих его стопы,
Где Мысль опиралась на Видение за пределами мысли
И мир сформировала из Непостижимого.
На недосягаемых пиках воображения,
В горизонтах неутомимого взора,
Под лазурной вуалью вечности,
Великолепия были зримы идеального Ума,
Простирающиеся за границы известных вещей.
Источник той малости, чем мы являемся,
Наполненный стремлением бесконечно большим, чем должны быть,
Опора всему, что создает человеческая сила.
Создатель надежд, не реализованных землей,
Он простирается за пределы расширяющейся вселенной;
Возносится на крыльях за пределы Грезы,
И превосходит высоту полета жизни.
Пробужденный в сияющей сфере, не связанной Мыслью,
Открытый всеведущим просторам,
В наш мир он направляет свои великие и венценосные влияния,
Скорость, что превосходит неспешных ход часов,
Силу, что сквозь Время несокрушимо шагает,
Свои могущества, что мост возводят над бездной между человеком и Богом,
Свет, что борется с незнанием и Смертью.
В своем огромном пространстве идеального Пространства,
Где красота и мощь гуляют рука об руку,
Истина Духа принимает форму живущих Богов,
И каждый может строить мир по своему собственному праву.
В воздухе, который не может быть отмечен ошибкой иль сомнением,
Стигматами своей деформации,
Внимая в уединенности задумчивой,
Истине, что видит в безошибочном свете,
Где взгляд не колеблется и не блуждает мысль,
Свободные от непомерной таксы слез,
Ее (Истины) светящиеся создания взирают
На Идеи, что населяют вечность.
В солнечном сиянии радости и абсолютной силы,
Над Владыками трона Идеала,
В периодах спокойного счастья,
В областях просвещенной уверенности.
Те области далеки от нашего труда, стремления и зова,
Правление совершенства и почитаемых святынь,
Закрыты для неуверенных мыслей ума человека,
И отдаленны от походки пыльной смертной жизни.
Но поскольку наши тайные самости есть ближайшие родичи,
Дыхание не достижимой божественности
Посещает несовершенную землю, на которой мы трудимся;
Пересекает смехом золотым мерцающий эфир,
И падает на наши досадные, неудовлетворенные жизни,
Нисходит мысль из миров идеальных,
И даже здесь нас побуждает к созданию новой модели,
Притягательности, неким возвеличивающим их образом,
И чуда за пределами смертной надежды.
Среди тяжелого однообразия дней,
И вопреки человеческому закону,
Вера, в те вещи, которых нет, и быть должны,
Живет товарищем тех миров боли и восторга,
Дитя, тайного, запретного желания души,
Рожденное ее любовью к вечности.
Наши духи вырываются из своего окружения;
То будущее приближает свой чудесный лик,
Его божественность взирает на нас глазами настоящего;
Деяния, что полагались невозможными, становятся естественными;
Мы ощущаем бессмертие героя;
Силу и доблесть, которых смерть не в состоянии коснуться,
Пробуждается в смертных конечностях, в ослабевших сердцах;
Мы движимы стремительным импульсом воли,
Что презирает медленный шаг смертного времени.
Побуждения эти исходят не из чужеродной сферы:
Мы сами граждане этой Страны родимой,
Авантюристы, мы колонизировали ночь Материи.
Но ныне, наши права иссякли, и недействительны наши паспорта;
Живем мы, самоизгнанные из нашего небесного дома.
Блуждающий луч из бессмертного Ума,
Принявший слепоту земли и ставший
Нашей человеческой мыслью, слугой Невежества.
Изгнанник, труженик на этом шатком шаре земном,
Захвачен и ведомый незнающей хваткой Жизни,
Ограничен таинственной клеткой и коварным нервом,
Это грезит о более счастливых состояниях и благороднее силах,
Естественной привилегии богов не падших,
Все еще вспоминая свое утраченное господство.
Среди земного тумана, мглы, трясины и камня
Оно все еще помнит свою возвышенную сферу,
И город высокий своего великолепного рождения.
Подкрадывается память из утраченных небес Истины,
Обширное освобождение приближается и призывает Слава,
Взирает мощь снаружи и отстраненное счастье.
В чарующих пассажах завуалированного света,
Скитающаяся, сияющая тень себя самой,
Этот быстрый, но неуверенный вождь слепых богов,
Хранитель светильников малых, этот министр – крепостной,
Нанятый телом и умом для земной работы,
Свою работу забывает среди жестоких реалий.
И восстанавливает свое отвергнутое имперское право,
И снова одевает пурпурные одежды мысли,
И мнит себя царем и провидцем Идеала,
Пророком и посредником Нерожденного,
Наследником восторга и бессмертия.
Все вещи там реальны, что здесь всего лишь грезы,
В наших неведомых глубинах, дремлет их истины запас,
На наших недостижимых высотах они правят, и к нам приходят,
В мыслях и раздумьях, с собою принося мантию света,
Но наша карликовая воля и холодный, прагматичный разум
Не признают посетителей небесных:
Нас ожидающих на вершинах Идеала,
Или хранимых в нашем тайном «я», незримых,
Но иногда вспыхивающих в пробужденной душе,
Скрывают от наших жизней свое величие, красоту и мощь.
Наше настоящее иногда ощущает их царственное прикосновение,
Наше грядущее стремится к их озаренным тронам:
Они взирают пристально из духовной тайны,
Бессмертные шаги эхом отдаются в коридорах ума:
Наши души могут взойти к сияющим планам,
Просторы, из которых они пришли, могут стать нашим домом.
Его привилегия возвращена – незатемненный взор,
Мыслитель вошел в атмосферу бессмертных,
И вновь припал к мощному и чистому истоку.
Неизменный в ритмическом покое и радости,
Он увидел, суверенные свободные, в безграничном свете,
Не падающие планы, миры, сотворенные мыслью,
Где Знание возглавляет действие
И материя сотворена из мыслящей субстанции,
Чувство – райская птица, балансирующая на крыльях грезы,
Отвечает на зов Истины, как на голос родительский,
Сияющая Форма вылетает все творящего луча,
И Воля – сознательная колесница Богов,
И Жизнь – поток великолепный размышляющей Силы,
Несет голоса мистичных Солнц.
Приносит счастье шепчущей истины;
В его потоке струится, наполняя сладостью лоно Пространства,
Смех из бессмертного сердца Блаженства,
И непостижимая Радость вне времени,
Звук камлающей Мудрости в Неизвестном,
И дыхание незримой Бесконечности.
В мерцающем воздухе аметистовой ясности,
Раскованный и всемогущий дух Ума,
Размышлял на голубом лотосе Идеи.
Золотое, запредельное солнце вечной Истины
Вниз проливало мистерию извечного Луча,
Сквозь тишину вибрирующую, словом Света,
На бесконечном океане откровений.
Вдали он узрел соединяющиеся полусферы.
На восходящем краю транса медитации,
Великие ступени мысли взобрались к нерожденным высотам,
Где последний край Времени коснулся вечности небес.
И Природа разговаривает с абсолютом Духа.
Сначала явилось тройное царство упорядоченной мысли,
Начало малое безмерного восхождения:
Над ними простирались яркие эфирные небеса разума,
Бесконечный взлет как будто уплотнял и прижимал небо к небу,
Противостоял Пустоте на бастионах света;
То высочайшее стремилось стать соседом вечности,
Величайшее расширялось в бесконечность.
Хотя бессмертные, могучие, божественные,
Но те первые царства были близки и сродни уму человека;
Их божества форму придают нашим великим дорогам мысли,
Фрагмент их могущества может быть нашим:
Эти просторы были не слишком широки для странствия наших душ,
Эти высоты, были не слишком высоки для человеческой надежды.
Тройной взлет вел к этому тройственному миру.
Хотя крутой для поступи привычных сил,
Его склон восходящий взирает вниз на земное равновесие:
На этом склоне, не слишком крутом и обрывистом,
Можно было повернуть назад, путешествуя глубокими, нисходящими линиями,
Чтобы общаться со вселенной смертных.
Могучие стражи восходящих ступеней,
Те, кто ходатайствуют перед все создающим Словом,
Там ожидают пилигрима, душу, устремленную к небесам;
Владея тысячью ключей от Запредельного.
Они предлагали свое знание восходящему уму,
И наполняли жизнь необъятностью мысли.
Пророк – иерофант оккультного Закона,
Пламенеющие ярко иерархии божественной Истины,
Толкователи меж разумом человека и Бога,
Они несут огонь бессмертный людям.
Радужные, воплощая невидимое,
Стражи сияющих ступеней Вечного,
Предстали в сияющих фалангах Солнца,
Издалека они казались символическим видением,
Озаренным оригиналом тенистого шрифта писания,
В котором наш взор транскрибирует идеальный Луч,
Или иконами, воплощающими мистическую Истину,
Но в приближении – Богами, живыми Присутствиями.
Марш фризов был отмечал нижние ступени;
Фантастически изысканные и роскошно малые,
Они вмещали все смыслы мира,
Миниатюрные символы совершенства радости,
Диковинные звери, в которых ожили силы Природы,
И, пробужденные к чуду своей роли,
Человек рос как образ, олицетворяющий Бога,
И предметы – изысканной монетой правления Красоты.
Но широки были просторы, и разным уровням служили.
Перед восходящим богопроявлением
Наслаждающиеся Миром – Временем, фавориты Мира – Блаженства,
Повелители вещей насущных, управители часов,
Друзья по играм юной Природы и ребенка – Бога,
Создатели Материи, сокрытые под давлением Ума,
Чьи тонкие мысли поддерживают не сознающую Жизнь,
И ведут фантазию событий грубых,
Стояли там, раса юных богов остроглазых,
Королевские дети, рожденные на раннем плане Мудрости,
Учились в ее школе мистической игры творения мира.
Архимасоны извечного Мага,
Литейщики и измерители фрагментарного Пространства,
Они создавали свой уровень сокрытого и явного,
Обитель для незримого царя.
Повинуясь повелению глубокому Вечного,
Они возвели на материальной стороне вещей
Этот просторный мир – детский сад юных душ,
Где дух младенческий учится через чувства и ум,
Читать буквы космического писания,
И изучать тело космического «я»,
И искать тайный смысл целого.
Всему, что замышляет Дух, они форму придают;
Склоняя Природу к зримым состояниям.
Они конечную форму придают бесконечным вещам.
Любое влияние, что проявляется из Непроявленного,
Покидая величие Вечного покоя,
Они схватили и удержали своим точным взглядом,
И сделали участником космического танца.
Ее каприз свободный они ограничивают законами ритма,
И принуждают принять нужную позу и ряд
В волшебстве упорядоченного мироздания.
То Всеохватывающее было заключено в форму,
Единство нарезалось на измеряемые единицы.
Безграничное было построено в космическую сумму,
Нескончаемый Космос был втиснут в кривую,
Неделимое Время поделено на малые минуты,
Чтобы надежность сохранить, бесконечно малое собрано,
Мистерия Бесформенного брошена в форму.
Своим непревзойденным мастерством для использования,
Задумана магичная последовательность чисел и чары знаков,
Уловлены были чудесные потенции дизайна,
Наполненного значением и красотой,
И по предопределяющему мандату своего взгляда
Образ и качество объединились в уравнение
В неразрывной идентичности.
На каждом событии они ставили свой штамп изгибов Закона,
Своего доверия и ответственности, обремененных обстоятельствами;
Событие более не свободное и не божественное,
В каждом моменте – волеизъявление или приключение души,
Это удлиняло судьбоносную, таинственную цепь,
Предвиденную линию неизменного плана,
Еще на один шаг в долгом марше Необходимости.
Период был установлен для каждой жаждущей Силы,
Сдерживающий ее волю монополизировать мир,
Колея бронзовая предписана для силы и действия,
И каждому моменту показано предписанное место,
Предначертанное неумолимо в спирали
Огромной петли Времени, убегающей от вечности.
Неизбежны их мысли, словно звенья из цепи Судьбы,
Наложенные на молниеносные движения ума,
И на случайный, хрупкий, жизненный поток,
И на свободу атомарных вещей,
Неизменную причину и непреклонное следствие.
Идея отказалась от бесконечности пластичной,
В которой она была рождена, и вместо этого ныне вычерчивала
Цепочку малых отдельных шагов в логичном плане:
Некогда бессмертная, а ныне связанная рождением и концом,
Оторвана от своего прямого и безошибочного видения.
Было воссоздано здание из кирпичей умозаключений,
В отвердевшее, тленное тело;
Так был ограничен этот рост, но не прекращен и не разрушен,
И ради нового, мыслящего тела оставило прежнее место.
Вместилище для бездонных, всевидящих серафимов — Мыслей.
Было заперто преградой перекрестных законов мира,
И заключено в сжатую дугу горизонта,
Видение радужное Невыразимого.
Рабом часов был сделан вечный Дух;
Безграничный был брошен в темницу рождения,
Чтоб сделать мир таким, который Ум мог бы постичь и править.
На Земле, что смотрела на тысячи солнц,
Чтобы сотворенное могло стать владыкой Природы,
И глубины Материи были озарены душой,
Они привязали к дате, норме и конечному пределу
Мистично – миллионное движение Единого.
Свыше стояли ряды утонченной расы архангелов,
С широкими веками и взглядами, проникающими в незримое.
Сиял свет освобождающего знания,
Сквозь бездны тишины в их глазах;
Они жили в уме и правду знали изнутри;
Взор, собранный внутри сосредоточенного сердца,
Мог пронзить завесу результатов Времени
И жесткий образчик и форму видимых вещей.
Все то, что избегало узкой петли концепции
Зрение различало и хватало; их видящие мысли
Заполняли пробелы, оставленные ищущим чувством.
Высшие архитекторы возможности
И инженеры невозможного,
Математики бесконечностей,
И теоретики непознаваемых истин,
Они формулируют постулаты загадки
И соединяют неизвестное с явленными мирами.
Аколиты, они ожидают неподвластную времени Силу,
Исследуют цикл ее творений;
Минуя ограду безмолвной приватности,
Их ум проникнутся мог ее умом оккультным,
И диаграмму вычертить ее секретных мыслей;
Они читают шифр и цифры, что запечатала она,
Они сделали копии всех ее сокровенных планов,
Ибо каждый поворот ее мистического курса
Обозначал причину и неизменное правило.
Невидимое стало видимым для ученического взора,
Была объяснена грандиозная схема Бессознательного,
Дерзновенные линии были начертаны на Пустоте;
И Бесконечное было сведено до куба и квадрата.
Располагая символ и значение,
Прорисовывая кривую трансцендентной Силы,
Они составили каббалу космического Закона,
Та линия балансирующая открывала технологию Жизни
И структурировала ее магию и ее тайну.
Навязывая схемы знания Простору,
И зажимая в силлогизмы конечной мысли
Свободную логику бесконечного Сознания.
Разобрали на части скрытые ритмы танца Природы,
Подвергли критике сюжет драмы миров,
Сделали образ и число ключом ко всему сущему:
Психоанализ космического «Я»,
Был прослежен, его тайны открыты и прочтена,
Неизвестная патология Уникального.
Была оценена система вероятного,
Риск ускользающих возможностей,
Чтоб подсчитать для Реального неисчислимую сумму,
Чертились логарифмические таблицы Необходимости,
И в схему вложено тройное действие Единого.
Разоблаченное, внезапное, незримое множество
Сил, летящих вихрем из ладоней Случая,
Казалось повинуется некому обширному императиву:
Их путаные побуждения произвели единство.
Мудрость их разум прочитала, им самим неведомый,
Их анархия в формулу помещена,
Из их гигантской случайности Силы,
Следуя привычке своих миллионов путей,
Различая малейшую линию и штрих
Сокрытого, неизменного замысла.
Из Хаоса настроений Незримого,
Извлекал вычисление Предназначения.
В той яркой гордыне вселенского предания
Знание Ума превзошло силу Всеведущего,
Орлиными крыльями могуществ Вечного,
Изумленные в своих эмпиреях бездорожных,
Склонились из своих орбит, чтобы откликнуться призыву Мысли.
Каждый Бог потаенный, принужденный к явленной форме,
Обозначенную его движениями, установленными в игре Природы,
Делал зигзаг в шахматном движении Воли – игрока,
Пересекая игровую доску космической Судьбы.
В широкой последовательности шагов Необходимости
Предсказано каждое деяние и мысль Бога,
Их ценность выверена бухгалтером, Умом,
Проверены в его математическом всевластии,
Потерян чуда божественный аспект
И был числом в космической сумме.
Могучей Матери прихоти и вспышки настроений,
Поднялись из ее всеведущего, неуправляемого восторга,
В свободе ее сладостной и страстной груди,
Лишились чуда своего и были прикованы к причине и цели;
Идол из бронзы подменил ее мистический облик,
Что улавливает движение космический просторов,
В точном наброске идеального лица,
Были забыты отпечатки грез на ее ресницах,
Несущие в своем изгибе мечты бесконечности,
Утрачено завораживающее чудо ее глаз;
Влекущие волны пульса ее обширного сердца — океана
Они связали с теоремой упорядоченного ритма:
Ее глубокие намерения, которые она сокрыла от себя самой,
Склонились, самораскрывшись в их исповедании.
Для смерти и рождения в мирах, они установили дату,
Был очерчен диаметр бесконечности,
Измерен отдаленный свод невидимых высот,
Представлены недостижимые, незримые глубины,
И узнано, казалось, все, что может быть во времени.
Все принуждалось именем, числом и формой;
И ничего не осталось невысказанным и неучтенным,
И все же их мудрость вокруг нуля кружилась:
Они могли находить Истины и понимать, но не Единую Истину:
Высочайшее для них оставалось непознаваемым.
Узнавая слишком многое, они главное упустили, что нужно было познать:
Бездонное сердце мира осталось неразгаданным,
И Трансцендентное хранило свою тайну.
В возвышенном и отважном парении
К просторной вершине тройственной лестницы,
Ступени обнаженные взбирались подобно золотым, пламенеющим камням,
Свой путь прожигающие к чистому, абсолютному небу.
Величественные и немногие суверенные Цари Мысли
Сотворили из Пространства свой обширный, всепроникающий взор,
Обозревая огромное творение Времени:
Простор все содержащего Сознания
Поддерживал Бытие в спокойном объятии.
Ходатаи перед сияющим незримым.
Они улавливали в долгом проходе к миру
Императивы творческого «Я»,
Которым повинуется не ведающая Земля, и сознательные Небеса;
Их мысли – соучастники его обширного контроля.
Великое, всем управляющее Сознание там,
И Ум невольно служит высшей Силе;
Он лишь канал, а не источник всего.
Космос – не случайность во Времени;
В каждой игре Случая значение есть,
В каждом лике судьбы есть Свобода.
Мудрость знает и ведет мистический мир;
Взор Истины формирует его существа и события;
Саморожденное Слово на высотах творения,
Голос Вечного во временных сферах,
Пророк видений Абсолюта,
Засевает значения Идей в Формах,
И из этого семени ростки Времени взрастают.
На вершинах, за пределами нашего знания восседает Все-Мудрый:
Один-единственный и непогрешимый взгляд нисходит,
Прикосновение тихое их всевышней атмосферы,
К невежественному знанию пробуждает в действиях,
Тайная сила в бессознательных глубинах,
Убеждая ослепшее Божество проявится,
Устраивая обнаженный танец Необходимости,
Пока она проходит через круговорот часов,
И исчезает из вида погони ограниченных глаз,
Кружась, опускается вниз пространств эонов Времени.
Непостижимые силы космического вихря,
Несут в своих конечностях вакханических неизменность
Изначального предвидения, что есть Судьба.
Даже невежество Природы – это орудие Истины;
Наше сражающее эго не в состоянии изменить ее курс,
И все же эта сознательная сила, что движет нами,
Семя – идея, есть прародитель наших действий,
И рок – неузнанный ребенок Воли.
Безошибочно, под направляющим взором Истины,
Все создания свою тайную суть открывают,
Принужденные стать тем, что они скрывают в себе.
Ибо Он, кто Есть, растет, проявляясь в годах,
И Божество неторопливое, заточенное в клетке,
Взбирается к бессмертию из протоплазмы.
Но скрытая, и недоступная смертному объятию,
Мистична и невыразима истина духа,
Несказанная, уловимая лишь оком духа.
Когда она обнажена, от эго и ума, слышим Голос;
Она во свете прозревает, и к свету более великому,
И видит Вечность, объемлющую Жизнь.
Эта великая Истина чужда нашим мыслям;
Где работает свободная Мудрость, они правила ищут;
Иль видим мы лишь запинающуюся игру Случая,
Иль труд в оковах ограничений природного Закона,
Абсолютизм бездумной и молчаливой Силы.
Дерзновенные в своем ощущении Богорожденной силы.
Они осмелились схватить своей мыслью Истины абсолют;
Абстрактной чистотой безбожного взгляда,
Обнаженным чувством, нетерпимым к формам,
Они принесли Уму то, чего Ум никогда не мог достичь,
И надеялись завоевать высшую основу Истины.
Оголенный императив концептуальной фразы,
Архитектонический и неизбежный,
Переводил немыслимое в мысль,
Огонь серебрянокрылый обнаженного тонкого чувства,
Слух разума, отстраненный от внешних рифм,
Обнаружил звуки – семена извечного Слова,
Слышал музыку и ритм, что построили миры,
И уловил в вещах бестелесную Волю быть.
Безграничное они измерили линейкою числе,
И вывели последнюю формулу ограниченных вещей,
В прозрачные системы воплотили беспредельные истины,
Безвременное сделали подотчетным Времени,
И оценили несоизмеримое Высшее.
Чтобы упорядочить и огородить недостижимые бесконечности,
Они возвели абсолютные стены из мысли и речи,
И сотворили вакуум, чтобы владеть Единым.
В своем видении, они устремлялись к пустой вершине,
Могучему пространства холодного воздуха, залитого солнечным светом.
Чтобы унифицировать свою задачу, исключающую жизнь,
Которая не может вынести обнаженного Простора,
Они создали шифр из множества,
В отрицании наши смысл Всего,
А в ничто – абсолютный позитив.
Единый закон упростил космическую тему,
Сжимающий Природу в формулу;
Своим титаническим трудом сделал все знание единым,
Ментальной алгеброй духовных путей,
Абстракцией живого Божества.
Здесь умственная мудрость остановилась; и ощущалась завершенность;
И более ничего не оставалось, чтоб можно было бы знать или думать:
В духовном нуле она восседала на троне,
И приняла свою обширную тишину за невыразимое.
Это была игра сияющих богов Мысли.
Во время, привлекая вневременный Свет,
Заключая вечность в часы,
Они рассчитывали заманить в ловушку стопы Истины,
В золотистые сети концепции и фразы,
И удерживать ее плененной для радости мыслителя,
В его малом мире, построенном из бессмертных грез:
Она должна там пребывать, заточенная в уме человека,
Императрица – заключенная в доме своего подданного,
Чиста и обожаема, оставалась на троне его сердца,
Его достояние роскошное, особенное, бережно хранимое,
В стене молчания его тайной музы,
Вовеки одна и та же, и всегда одна,
Его Богиня неизменная на все времена.
Или еще спутница его ума, полная веры,
С его природой и волей согласная,
Она утверждает и вдохновляет его слова и дела,
Продлевая их резонанс на протяжении внимающих лет,
Спутница и летописец его шествия,
Пересекающая сверкающий тракт мысли и жизни
Вырезанный из вечности Времени.
Свидетель его высокой, триумфальной звезды,
Ее божественность – слуга коронованной Идеи,
Он овладеет ее распростертым миром;
Гарант его деяний и убеждений,
Она свидетельствует его божественное право вести и управлять.
Иль обнимает как любовница единственного возлюбленного,
Божество его жизни желания и поклонения,
Икона его единственного идолопоклонства сердца,
Теперь она принадлежит ему и должна жить лишь для него:
Она вторглась к нему, со своим внезапным блаженством,
Неистощимое чудо в его счастливых объятиях,
Соблазн, пойманное, восхитительное чудо,
Теперь ее он требует, после преследования долгого и увлеченного,
Единственная радость для его души и тела:
Ее божественное притяжение неодолимо,
Ее необъятное обладание 0 не умирающая дрожь,
Экстаз и опьянение:
Страсть ее самопроявленных настроений,
Небесное величие и многообразие,
Делают ее тело вечно новым в его глазах,
Или же повторяет очарование первого прикосновения,
Сияющее упоение ее мистических грудей,
И прекрасных вибрирующих конечностей – живого поля,
Пульсирующего нового открытия без конца.
И расцветает начинание новое в слове и смехе,
Очарование нового возвращает экстрим былого восторга:
Он затерялся в ней, она здесь – его рай и небеса.
Истина улыбалась над грациозной, золотой игрой.
Из ее вечных, безмолвных просторов склонилась
Великая и безграничная Богиня, притворно уступившая
Солнечную сладость своих тайн.
Воплощая свою красоту в его объятии,
Она даровала для краткого поцелуя свои бессмертные губы,
И к своей груди привлекла одну славную, смертную голову:
Она сделала землю своим домом, та, для которой небеса были слишком малы.
В груди человека ее присутствие тайное жило,
Из самой своей сути он вырезал образ ее:
Она сформировала своей тело для объятий ума.
Она пришла в тесные ограничения мысли;
Она претерпевала сжатие своего величия,
В маленькую хижину Идеи,
В замкнутую комнату достижения одинокого мыслителя.
Она свои высоты снизила до стати наших душ,
И ослепила наши веки своим небесным взором.
Так каждый удовлетворяется своим высоким достижением,
И думает о себе, как о благословленном на бессмертие,
Царем истины, на своем отдельном троне.
Для ее обладателя на поле Времени
Единое великолепие, уловленное из ее славы, кажется
Единственным истинным светом, ее сияющим целым.
Но ни мысль, и не слово, не могут охватить вечную Истину:
Весь мир живет в одиноком луче ее солнца.
В нашем доме, освещенном лампой мышления, ограниченном и узком,
Тщеславие нашего закрытого и смертного ума,
Грезит о том, чтобы цепями мыслей сделать ее нашей,
Но мы лишь играем со своими сверкающими узами;
Ее привязывая, тем самым связываем самих себя.
Под гипнозом одной светящейся точки,
Мы не видим, насколько ее малой фигурой мы владеем;
Мы не ощущаем ее вдохновляющей беспредельности,
Мы не разделяем ее бессмертной свободы.
Так происходит даже с мудрецом и провидцем;
Ибо пока человек божественное ограничивает:
Из наших мыслей должны мы устремляться к свету,
Вдохнуть ее божественный простор безмерный,
Признать ее простое и огромное превосходство,
Отважится предаться ее абсолюту.
Тогда Непроявленный отражает свою форму
В спокойном уме, как в зеркале живом;
Извечный Луч нисходит в наши сердца
И мы погружаемся в вечность.
Ибо Истина шире, величественнее, чем ее формы
Они сотворили из нее тысячи икон;
Но она остается сама собой и бесконечной.
Конец песни одиннадцатой.